Господин Адмирал. Глава 1

 

22 июня 1649, вторник

 

Легкий морской бриз разогнал кучерявые облака, не дав коптящим трубам пригородов испачкать их белоснежные бока. Влажная после утренней уборки брусчатка на привокзальной площади сверкала пока еще чистыми серыми камнями, не успев спрятаться под ореховой шелухой и прочим мелким мусором. У центрального входа в двухэтажное здание вокзала застыла изящная коляска, соседствуя с зеленой пошарпанной почтовой каретой и безразмерной телегой, заваленной тюками с товарами.

Трое крепких ребят в расшитых камзолах подхватили многочисленные коробки и торопливо зашагали через левую вокзальную арку, к выходу на перрон. Нахохлившийся кучер на козлах посматривал на вещи, оставленные на кожаных диванах, не забывая косить злым взглядом в сторону прыгающих в крошечной луже грязных беспризорников: за сорванцами чуть не угляди и бегай потом за похищенной безделушкой по всей округе.

Тонкие проклепанные колонны взлетали на головокружительную высоту, где они поддерживали застекленные арки ажурной крыши. По тщательно подметенной плитке суматошно пробежала тучная дама в ярко-бордовом платье, цепляясь оборками за редких пассажиров. Перепуганный голубь, ковырявший крошку рядом с колонной, судорожно замолотил крыльями и умчал к потолку. Приземлившись на длинной балке, птица недовольно потопталась и пометила белой кляксой фуражку станционного смотрителя, который важно вышагивал внизу мимо застывшего у платформы пассажирского экспресса.

Две молодые девушки в легких летних платьях услышали вырвавшиеся у пожилого мужчины слова и рассмеялись в унисон: слишком неожиданно прозвучал букет портовых ругательств от степенного человека в форме. Сконфуженный смотритель покраснел, развел руками и быстро засеменил дальше, держа испачканную фуражку в руках. Девушки улыбнулись ему вслед и вернулись к прерванному разговору.

- Нет, Элла, я тебя не понимаю! Как можно не любить таких красавцев! Ты только посмотри на его стремительные обводы, на огромные колеса выше человеческого роста! А когда он мчит между городами со скоростью больше пятидесяти миль в час, душа просто поет! - жарко говорила хрупкая шатенка с веселыми чертиками в серых глазах.

- Пятьдесят миль в час, сто миль в час! - передразнила ее подруга, с распущенными черными волосами, продуманно уложенными на полуобнаженные плечи. - Тебе дай волю, ты заберешься в кабину к машинисту, чтобы покидать уголь или подергать разные рычаги. Ах, Мари, Мари, ты сущее наказание. Не представляю, о чем мы будем разговаривать на вечерних балах в ратуше. О летающих самоварах или напыщенных офицерах воздушного флота, столь блестяще бежавших от врага неделю тому назад? Какую газету не откроешь, везде одно и то же: война, война, война! В салонах только и болтают про Клерширские острова, вражеский десант и бегство наших войск. Неужели нам придется повторять эти тоскливые передовицы и раскланиваться с флотскими трусами?

- Вот еще, - беспечно отмахнулась первая девушка, рассматривая выкрашенную серой краской громаду паровоза. - Только напыщенных павлинов из поднебесья нам и не хватает для полного счастья. Из-за их головотяпства наши разлюбезные папаши заставили нас бросить отличную компанию и тащиться в Ойднбрук. После этого я на парадные мундиры офицеров флота смотреть не могу!

- Ох, я вот вообще ни на что смотреть не могу! Поднять в такую рань! Можно подумать, враги уже бомбят пляжи Адусвилла, и мы не могли поехать в обед. Все равно трястись в вагоне больше пяти часов, - Элла широко зевнула, прикрыв рот рукой в кружевной перчатке. - Кстати, где эти болваны? Нам пора уже садиться.

Черноволосая красавица огляделась по сторонам и призывно замахала рукой. Через медленно заполняемый народом перрон к девушкам торопливо подошли трое носильщиков, нагруженных разномастными коробками.

- Бегом, лежебоки, бегом! До отправления меньше получаса, а багаж еще даже не погрузили!

- Не волнуйтесь, мисс Рудворд, сейчас все сделаем! Скажите, куда нести!

- Пойдемте, я сама прослежу за погрузкой, на вас никакой надежды, - и стройная фигурка в платье салатового цвета двинулась во главе процессии к третьему вагону.

Мари сняла широкополую шляпу и заметила сумрачного машиниста, высунувшегося в широкое будочное окно.

- Барышня, вы бы не стояли здесь. Кривошипы в свежей смазке... Не дай бог своим коричневым платьем прикоснетесь, мне потом не расплатиться!

- Платье у меня не коричневое, оно - кремовое! - рассердилась девушка. Было видно, что она терпеть не может выслушивать чьи-либо замечания в свой адрес.

- Пусть кремовое, кто же спорит. Но только вам все равно придется его выбрасывать, если пятно посадите.

Мари надела шляпку, и, сердито вздернув носик, важно проследовала за подругой, голос которой уже доносился из открытого окна купе первого класса.

- Хам базарный, - пробурчала про себя знаток техники. - Правильно папа говорит, что с работягами нет смысла общаться, сплошь мужланы и тупицы.

Что сказал машинист, осталось неизвестно. Его слова перекрыл рассерженный паровозный гудок, выбросивший вверх струю раскаленного пара.

До отправления поезда оставалось двадцать минут. Достаточно времени, чтобы разложить многочисленные вещи и заказать утренний чай.

* * *

Прогрохотали металлические ступеньки, и в люк наблюдательного поста проскользнул молодой человек, сверкнув на солнце яркими веснушками.

- Юнга Хант прибыл, господин старший матрос! - гаркнул он.

Склонившийся над трубой дальномера мужчина плотного сложения недовольно покосился на юношу и вновь приник к окулярам.

- Почему опоздал? Тревогу объявили полчаса назад.

- Лейтенант на легкой палубе придрался к внешнему виду, заставил ящики таскать. Потом на галерее мичман добавил. Как только песочить закончили, мигом сюда. Приказано оказывать помощь в приеме и трансляции сигналов.

- Понятно. Быстро с тобой закончили, неделю назад до полуночных склянок в трюме бы горбатился... Готовь сигнальный прожектор и смотри, не отрываясь, на «Густав». Проспим сигнал и на месяц без схода на берег закиснем. Я за подобное разгильдяйство тебе всю требуху выбью.

- Понял, господин старший матрос, - кивнул юнга и шагнул к трубе прожектора.

Тренированные руки быстро выполняли заученные действия, а голова крутилась как на шарнирах, позволяя замечать малейшую мелочь вокруг.

Крышку откинул, деревяшку с поворотного лафета под шарнир забил, чтобы от порыва ветра тяжелая железка по голове не шарахнула... Надо же, из пяти корветов одного не видать. Кого? Вон «Стремительный», «Яростный», с другого борта в сторону откатился «Красивый». За ним плевал сажей «Пятьдесят пятый», только у этой старой развалины котлы давно не чищены, вот и чадил. Выходит, «Непобедимый» в порту остался. Наверное, опять поломка. Насмешка, а не корабль. Еще когда отзывался на «Три стихии», успел пережить четыре аварии подряд. От греха подальше название поменяли, но неудачную судьбу корвет так и не переломил.

Проверив заполненность водного резервуара, юнга осмотрел игольчатый клапан и повернул запорный кран. Услышав характерное шипение карбида, досчитал до десяти, открыл клапан и поджег в горелке ацетилен... Хорошо загорелось, ровно. А «Победитель» чуть запаздывает. Все три фрегата идут друг за другом, вытянувшись ниже неспешно летящих крейсера и линкора. И только раззявы с «Победителя» растягивают цепочку фрегатов в болтающуюся кишку. Хотя, что с придворных подхалимов взять? Пока «Густава-третьего» на вервях не спустили, на «Победителе» все время городские бездельники околачивались. Так старшие матросы говорят. Ну, ничего. Теперь любимец сменился, придется ребятишкам на отставшем фрегате наравне с остальными лямку тянуть.

Отрегулировав силу пламени, Хант закрыл крышку и чистой тряпкой смахнул пылинки с линзы прожектора. Ранним утром от грязи лично отмыл, не успела еще сажа закоптить... Глаза стрельнули поверх черных клубов дыма, вылетающих из двух скошенных труб... Куда это «Разящий» из хвоста ордера собрался? Полез в высоту, полез... Никак левиафан выше всех будет в бою сидеть, выпуская своих шустрых слайтов и скрапперов. Вот у кого жизнь веселая и короткая! Остановился двигатель на юрком кораблике, и легкий истребитель или неповоротливый бомбардировщик камнем падают на землю. Готовь одну-две могилы или сразу семь. Лучше уж на фрегате или, на крайний случай, на корвете матросом служить. Чтобы сбить бронированное судно, придется постараться. И два или четыре «вигула» всегда лучше одного...

- Я тебе куда сказал смотреть! - сердито рявкнул Моррис, оторвавшись от дальномера. - Подожди, вернемся в кубрик, я тебе печенку прощупаю!

- Слушаюсь, господин старший матрос! - как можно бодрее отрапортовал Хант. Лучше в самом деле уставиться на громаду линкора и не сердить Морриса зря. Кулаки у него железные, и бьет за провинности он беспощадно. И приговаривает при этом: «Как меня учили, так и я тебя учить буду». Удивительно, как за столько лет службы он мозги не растерял...

 

Широкие стальные решетки топорщились над иллюминаторами боевой рубки линкора «Густав-третий», флагмана флота. Когда противник приблизится на расстояние выстрела, паровые барабаны размотают цепи, и надежный металл прикроет центр управления кораблем от шального снаряда или щедро рассыпаемого «гороха». Тогда мягкий полумрак ляжет на полированный дубовый пол, легкими лапами играя со штурвалом, рукоятями управления центральной машиной и двумя газовыми рожками, сияющими по углам желтыми пятнами. Но пока солнечные лучи беспрепятственно врывались сквозь стеклянные бойницы и плясали размазанными кляксами по стенам.

Застывший справа от штурвала капитан корабля недовольно покосился на адмирала, прогуливавшегося вдоль сверкающего лаком поручня. Господин Ланге Айзеф не любил, когда в святая святых находились люди, наделенные правом отдавать ему приказы. Сутулый высокий мужчина с лицом землистого цвета в несчетный раз одернул короткий синий форменный сюртук и поморщился: вышагивающий перед глазами тучный старик откровенно раздражал. Адмиралу Ваальсу не сиделось в каюте, обитой дорогой материей. Он поднялся на мостик и с деланным равнодушием ожидал новостей от запущенных с левиафана разведчиков. Неизвестно, получат ли подтверждение слухи о вражеской эскадре, но нервы капитану старик, дымящий короткой трубкой, попортит изрядно. Вместо того, чтобы отправить на рекогносцировку фрегат с парой корветов в придачу, вздорный старик взбаламутил всю базу и срочно поднял в небо флот, собранный в единый бронированный кулак. Поговаривали, что именно из-за откровенной конфронтации с Адмиралтейством Воталь Ваальс не может пятый год получить давно заслуженный чин мастер-адмирала.

Как бы ни было, но в ближайшие пару месяцев о переводе на спокойную должность придется забыть. Проклятый Клерширский кризис смешал все планы. И почему соседи не могли откопать столь ценный уголь чуть позже? Не пришлось бы объявлять ультиматум, высаживать десант и захватывать столь важный плацдарм для будущего экономического рывка. Капитан Айзеф вздохнул: не дай Бог, загонит адмирал эскадру поближе к островам, придется болтаться среди мокрых штормовых облаков в погоне за призраками. Ничего не поделаешь: пока страна балансирует на грани полномасштабной войны, никакие родственники и отлаженные связи в правительстве не помогут перевести командира линкора в запас. Не посмотрят и на общую нелюбовь команды к занудному командиру, лично устроившему пару показательных экзекуций матросам, провинившимся на вахте. Любят, не любят - будь добр отдать честь, подняться на мостик и под руководством намозолившего глаза старика улететь в дальние края. Во благо Ваннабэ, разумеется.

Скрипнув толстыми подошвами, адмирал Ваальс мягко развернулся через левое плечо и продолжил свою бесконечную прогулку. Подставив лицо ярким солнечным лучам, изредка пропадая в облаках душистого дыма, грузный мужчина медленно вышагивал туда и обратно, погруженный в тяжкие думы. В отличие от скисшего лицом капитана командующий эскадрой забыл про Адмиралтейство и закулисные интриги в тот самый момент, когда последний из кораблей провыл прощальную песню «вигулами» и устремился в небо. Адмирала больше беспокоила пачка депеш, в которых неопределенно говорилось про тайный военный договор между Литорией и Галиданским союзом. Одно дело воевать с равным или более слабым по силе противником. И совсем другое - встретиться лицом к лицу с тяжеловесом, способным парой ударов вышвырнуть тебя с ринга.

Неплохо вооруженный флот Ваннабэ был способен разом смять все корабли северного соседа. С кем там особенно драться? С единственным крейсером или фрегатом? Или с тремя стандартными корветами? Не смешите старика, ему это на один зуб. Другое дело галиданцы. Эти ребята какой год подряд поставляют гигантскими караванами продукты в Голдэм и покупают, покупают, покупают... Против пачки крейсеров и линкоров выстоять будет трудно. А если подтвердятся разговоры про два новых гигантских дредноута, то останется лишь молиться, чтобы все еще зоркие глаза никогда не увидели силуэты монстров в чистом небе. Сшибут из-под облаков, и даже пар в котлах не растеряют...

 

Изредка кося быстрым глазом на согнутую спину старшего матроса, конопатый юнга успевал окинуть взором кристально чистый небосвод, отметить эволюции неторопливых военных кораблей и полюбоваться замысловатыми дорожками дымов, изорванных вращением огромных толкательных винтов. Что бы ни говорили вечно недовольные пехотинцы, но даже завалящий корвет красивее любого вросшего в землю форта с грудой старых пушек. Пузатые бока, острое жало тарана и сияющее на солнце оперение поворотных рулей. Мерный гул «вигулов» и еле слышный свист рассекаемого винтами воздуха. Коптящие скошенные трубы, медленно проползшая внизу полоса прибоя, и шарахнувшиеся в сторону перепуганные чайки... Красота, разве может с этим сравниться стылый бетон казематов и бледные лица солдат, копающих траншеи, которые превратились в бессмысленные канавы в мире, порвавшим с тяготением...

И как сильно контрастировали с вольным ветром воспоминания про родной дом, кособоко притулившийся в конце Литейной улицы в Дрозене. Вечный полумрак, окутавший черные от копоти стены. Холодные мутные лужи, покрывшие остатки брусчатки. Закутанные в грязную одежду мужчины и женщины, спешившие к бесконечной веренице заводов или бегущие после работы домой. Младший десятилетний брат, постоянно кашлявший после смены в кузнечном цехе. И серая от усталости мать, отославшая старшего сына на заготовку крепежного леса в горы, едва тому исполнилось семь. Ее мышиного цвета платок и грубые ботинки, вот и все, что осталось в памяти Ханта с той поры. Когда в семндацать лет отец привез его обратно в город, парень не смог найти даже фотографии матери. Только похоронная бирка с отметкой даты кремации, вот и все, что изрядно поредевшая семья сохранила в домашней коробке с документами и жетонами фабричной проходной.

Именно эта бирка и требование отца оказывать мачехе должные знаки уважения взбесили юношу, давно ставшего самостоятельным в горах. Детские воспоминания рассыпались осколками после крепкого удара кулака: отец предпочитал не тратить слова зря. Старший сын нужен семье для заработков, а на литейном подмастерье платят существенно больше, чем на лесопилке. Вытерев разбитые губы, Хант молча ушел в город, откуда вернулся с подписанным призывным контрактом и выплаченным месячным жалованием. Отлично развитого парня с прекрасным зрением и хорошим здоровьем без возражений записали на флот. А отца, избившего после этого сына до полусмерти, успокоил взвод военной полиции: армия как всегда нуждалась в «молчаливом мясе» ##1, поэтому не следовало путать личные интересы с государственными. Уплачено и возврату не подлежит.

##1 «Молчаливое мясо» - жаргонное обозначение новобранцев, не имеющих права жаловаться в течение первого года службы на побои и служебные нарушения.

 

Так Хант попал на воздушный флот Ваннабэ, успев за три месяца в казармах освоить профессию наблюдателя и сигнальщика. Быстро соображающего парня зачислили на «Титан», первый из трех летающих фрегатов.

Бросив короткий взгляд на громаду линкора, юнга еще раз прошелся тряпкой по сияющей в солнечных лучах линзе и вздохнул. Не так он представлял себе службу, когда впервые шагнул на палубу «Титана». С его твердой рукой и острым глазом ему была прямая дорога в стрелки на «Шторм» или хотя бы «Горгулью». Атака, свист пара из коленчатых сочленений и пляшущие перед глазами стволы картечницы, сметающей свинцовым дождем вражеских солдат. Ответные выстрелы, и боль в ноге. Наскоро наложенная повязка, и тяжелый пулемет снова поет в умелых руках, разбивая витражные стекла в кают-компании, куда в панике бежит противник. А после битвы заслуженная чарка с горячим пуншем и письмо домой, брату: «награжден малым солдатским кленовым листом за проявленную доблесть, премирован и отпущен в недельный отпуск»... Эх, как жаль, что это лишь в мечтах, в редких ночных видениях. Надо дослужиться до матроса, подать после трех месяцев службы рапорт о переводе в заряжающие. И лишь через год, получив звание старшего матроса, можно претендовать на заветное место. Одно радует, что не зачислили в сухопутные «суконники» ##1, оттуда шансов на флот попасть никаких. А так через два года упорного труда и образцовой службы юнга вполне может сменить нашивки и встать к гашетке роторного пулемета. Тем более что прошедший месяц скучать не приходилось, и он старался проявить себя изо всех сил.

 

 

Сначала неделю фрегат готовили к дальнему походу. Таскали бесконечные ящики, бункеровали уголь и центровали перегруженный корабль. Затем охотились на торговые морские суда, идущие в порты Литории. Одного упрямца пришлось уничтожить, на второго красавца высадили призовую команду. По возвращении домой узнали про бомбардировку десанта, окопавшегося на островах, и срочно пополнили запасы перед совместным походом. Не успев отдохнуть, «Титан» в составе объединенной эскадры покинул родную базу и раскрасил дымами чистое летнее небо. Адмирал Ваальс погнал флот на перехват противника, посмевшего бросить вызов мощи великого государства. Очистить небеса от наглецов, обеспечить всем необходимым потрепанные части на Клерширских островах и принудить правительство Литории к капитуляции. Стремительный натиск и безоговорочная победа, в этом весь адмирал.

Закончив полировать прожектор, Хант привычно окинул взором небеса и замер, зацепившись взглядом за точку, еле заметную на фоне далеких грозовых облаков.

- Норд-норд-ост, семнадцать градусов, справа по курсу! Неизвестное судно, - возбужденный голос ударил в сгорбленную спину старшего матроса.

- Где?! - Моррис тут же развернул в указанном направлении трубу дальномера. Покрутив настроечными винтами, мужчина вгляделся и повернул к себе раструб переговорной трубы:

- Наблюдательный докладывает мостику, норд-норд-ост, семнадцать градусов, справа по курсу. Группа судов неизвестной принадлежности... Да... Многочисленные дымы... Понял, господин капитан!.. Юнга, доклад на «Густав», мигом!

Щедро отвернув запорный кран, Хант предупредительно мигнул прожектором в сторону линкора и затем оттарабанил световой азбукой полученную информацию. На флагмане после короткого замешательства запросили повтор, и молодой человек еще раз раздраженно повторил передачу.

- Подтверждение с «Густава» получено, господин старший матрос!

- Хорошо. Следи за ним, сейчас начнут суетиться, - застывший в неудобной позе Моррис считал вражеские корабли: - Восемь, девять... Одиннадцать... Черт, не пойму, то ли двенадцать, то ли тринадцать.

- Против наших десяти. Почти на равных.

- Почти. Только откуда у банкиров столько кораблей? - старший матрос распрямился и потер покрасневшие глаза: - Ладно, господа хорошие. День только начался, мы у своего побережья. Если даже борта продырявят, до дома дотянем...

Рассыпав со своих наблюдательных площадок вспышки приказов, линкор вздохнул полной грудью и надсадно задымил, разгоняя машины на полную мощь. Обменявшись подтверждениями, эскадра плавно довернула в сторону врага и медленно начала набирать скорость. Адмирал Ваальс не собирался пропускать противника к тающей за спиной родной земле.

На судах, готовящихся к схватке, еще не знали, что крейсер «Гарпун», прикрывавший десант, уничтожен прошлым вечером. Стремительный налет бомбардировщиков вывел из строя ходовые винты, после чего тяжелые вражеские суда добили пострадавший корабль. Адмирал галиданского флота счел отличным размен двух бомбардировщиков на крейсер и поздравил команды с первым успехом. Судя по всему, не только старый адмирал на мостике «Густава» любил стремительный натиск. Этим солнечным днем ему на встречу спешил равный противник.

* * *

Наждачно накрахмаленный воротничок давил шею, и, как только закончилась официальная часть банкета, господин Кристер Рудворд тут же сбросил ненавистный галстук и расстегнул пуговицы. Все же политика и все, связанное с ней, премерзопакастнейшее дело. Сбежится толпа жуликов и давай себе шушукаться по закоулкам. Официанты с каменными лицами бродят между группками чиновников, разнося напитки. А сами потом мчат в ближайшую подворотню, где их уже ждут проклятые щелкоперы из желтых газетенок, и спешат продать слухи, сплетни, домыслы. Одни шакалы кормят других. При этом почти ни у кого из собравшихся в зале мэрии нет за душой ни приличного состояния, ни перспектив на личный доходный бизнес. Вонючая пена на дешевом пойле для плебеев. Занесла же нелегкая Блонка в этот вертеп. Пока с каждым клерком не раскланяется, ни за что не позволит себя увести. Придется ждать и улыбаться, улыбаться и прятать ненависть в опухших от недосыпа глазах.

- Кого я вижу, сам господин Рудворд! Какими судьбами? - выпорхнул рядом муниципальный регистратор в потертом на локтях фраке. - Мы рады видеть на нашем приеме столь уважаемого человека, одного из ведущих спонсоров либеральной партии.

- Взаимно, взаимно, - буркнул ростовщик и взял у пробегавшего мимо официанта фужер с вином. В подобных ситуациях лучше молча пить, чем ляпнуть что-нибудь невпопад и заполучить подмоченную репутацию.

Заметив на другом конце зала знакомое лицо, господин Рудворд с трудом отделался от прилипчивого клерка и двинулся напролом, еле успевая кланяться и извиняться за свою неуклюжесть. Заметивший приятеля Картер Блонк, банкир и финансист, успел закончить краткую беседу и повернулся к Рудворду в тот самый момент, когда мужчина завершил свой прорыв сквозь толпу.

- Кристер, тебя можно пускать на острие атаки наших доблестных войск. Прорвешься сквозь любую оборону.

- Я слишком долго тебя знаю, мешок с золотом, чтобы обижаться на твои шутки.

- Выглядишь усталым. Опять всю ночь не спал?

- Выгляни в окно, на улице каждый босяк знает, что мы воюем с жестяными болванами из Ваннабэ. Половина моих должников на грани разорения, а вместе с их рухнувшим бизнесом в небытие исчезнут и мои деньги.

- Я тебе давно советовал вкладываться в промышленность, а не в мелких лавочников.

- Не люблю общаться с фабрикантами. Не понимаю, чем они занимаются. А то, что я не понимаю, я не могу контролировать.

- Ты разучился читать бухгалтерские отчеты? - банкир насмешливо выгнул бровь. - Вся разница лишь в количестве цифр. Не поверю, что богатейший гражданин Литории не способен докопаться до правды в бумагах заемщика.

Рудворд лишь мрачно засопел и стал искать красными глазами пробегающих мимо официантов.

- Потерпи полчаса. Мне надо закончить кое-какие дела и поедем в клуб.

- Терпеть не могу этих снобов. Меня бесит их чопорность и то презрение, с каким они выпускают сигарный дым в мою сторону.

- Зато в отличие от любимых тобой ресторанов, все сказанное в клубе остается за его стенами. Что меня вполне устраивает. А если хочешь досадить графам и князьям, смени любимый трубочный табак на портовую махорку. Более чем уверен, что новый запах выметет столь нелюбимых тобой аристократов из гостиной быстрее, чем новости о фабричном бунте в пригородах.

Ростовщик с подозрением всмотрелся в смеющиеся глаза друга и так не решил для себя: шутит он или говорит серьезно. Один из крупнейших банкиров государства мог позволить себе изрядную иронию по отношению к окружающему его миру.

Поймав быстроного официанта, толстяк завладел очередным фужером и ткнул коротким пальцем в накрахмаленное жабо собеседника:

- Полчаса. Не больше. Или я погибну в этой клоаке...

 

Через сорок минут уважаемые господа покинули здание мэрии и катили в закрытой карете на юг, в сторону частного клуба. Рассеянно вслушиваясь в звонкий цокот копыт, банкир повернулся к задремавшему ростовщику:

- Шоу прислал световым телеграфом сообщение. Девочек отправили утренним экспрессом. К вечеру их ждут в Ойднбруке.

- Отправили одних? - тут же проснулся Рудворд.

- Издеваешься? Дейв никогда не позволяет себе столь грубых проколов. Двое сопровождающих в вагоне рядом с ними и щедрая доплата литерной полиции за бдительное несение службы.

- Не люблю я твоего костолома. Того и гляди, в спину ударит.

- Ты любишь лишь себя и дочь, - рассмеялся Блонк. - И готов поставить тысячу, что как только выдашь малышку замуж, тут же возненавидишь лично отобранного для нее мужа.

- С этим сложно, - вздохнул толстяк. - Кризис. Состоятельных холостых людей мало. Все больше прожектеры, мечтающие прибрать к рукам мое состояние.

- Кстати, о состоянии. Пока ты недовольным видом распугивал почтенное собрание, я потратил время с пользой. В ближайшие дни будет решен вопрос с нашими воинственными соседями.

- Галиданцы выделили войска?

- Не просто выделили, они предоставили эскадру и оккупационный корпус. Как только появятся первые новости, нас поставят в известность.

- Значит, Клерширские угольные копи вернутся к законным хозяевам.

- Совершенно верно. И сталелитейный синдикат, занявший у тебя денег под их разработку, сможет вернуть долги в следующем году. Хотя я не стану пока туда вкладываться.

- Почему?

- Потому что прибыль можно получить лишь через пять-шесть лет. Вместо этого предлагаю подумать над контрактом из Тудеттау. Я успел сегодня перехватить их мэра. Городской совет срочно ищет деньги на реконструкцию шести крупных заводов. Будут производить новые корабельные корпуса, рельсы для государственного заказа и скоростные локомотивы.

- Думаешь, верное дело? - засомневался Рудворд. - Сталь на рынок какой год подряд поставляют из Дрозена. Заводы не окупятся.

- Если галиданцы победят, на Ваннабэ и ее промышленности можно ставить крест. Предлагаю обсудить возможные варианты за обедом и подготовиться к любому развитию событий. Но если дело выгорит, наши северные заводы на каждый вложенный талер вернут два уже через пару лет.

Банкир посмотрел на разом подобравшегося собеседника и улыбнулся:

- Думаю, что после карпа в белом вине и хорошей послеобеденной трубки, мы сможем принять взвешенное решение. Одна голова хорошо, а два хватких компаньона лучше. Не знаю, как ты, а я не прочь удвоить приданое дочери. Тем более что ее новые забавы с летающими кораблями становятся все разорительнее.

* * *

Левиафан «Разящий» стремительно скатывался с поднебесья вниз, поближе к морской поверхности. Визгливо воя шестью «толкателями», авионесущее судно исторгало из себя густой дым. Переделанный под военный заказ из углевоза, «Разящий» не предназначался для прямого столкновения с бронированными монстрами. Два двухместных разведывательных слайта и восемь легких скрапперов, с бомбовым отсеком и двумя пулеметами на каждом, вот и вся атакующая мощь корабля. Там, где начинали кидаться восьми- и двенадцатидюймовыми снарядами, авианосцу делать было нечего. Поэтому капитан «Разящего» выпустил в небо своих маленьких птичек и забрался повыше, устроившись позади хвоста эскадры. Но спрятавшийся в чужих дымах вражеский авианосец стал первым пренеприятным сюрпризом для эскадры адмирала Ваальса. Четырнадцать тяжелых скрапперов двумя группами зашли на левиафан с бортов и высыпали многочисленные фугасные бомбы на верхние надстройки слабо защищенного корабля. Остатки зенитных расчетов проводили их свистом «Штормов», пытаясь зацепить неторопливые бомбардировщики. Один из зеленых скрапперов с золотой пирамидой на борту хлопнул, выбросив густое белое облако пара, и закувыркался вниз. Остальные провалились на сотню ярдов ближе к морской поверхности и быстро разошлись в стороны от кораблей, бешено плевавшихся свинцом.

Получив первую увесистую оплеуху, капитан левиафана предпочел увести дымящееся судно ниже основного фронта эскадры, надеясь прикрыться чужими пулеметами от второй атаки. Скрипя разбитыми надстройками и выбрасывая языки пламени с разгромленного правого полубака, «Разящий» форсировал машины и начал срочный спуск с трех тысяч ярдов до пятисот, кренясь на поврежденный борт и медленно выкатываясь из походного ордера вправо.

- Господин адмирал, левиафан поврежден, уведомил о маневре ухода под эскадру, - отрапортовал старший лейтенант, отметив смену позиции одного из кораблей на расстеленной карте. Старик лишь кивнул, внимательно вглядываясь сквозь тонкие щели бронированной решетки в вырастающие на глазах махины вражеских судов.

Еще восемь легких теней мелькнули в голубом небе и начали падение на дымящияся корабль. Заметив противника, капитан рывком направил авианосец правее, выводя его из-под удара.

Застывший рядом с дальномером Моррис в бешенстве ударил кулаком по станине:

- Что же он делает, идиот! Кто от слайтов шарахается! Их «горох» кораблю, что насморк сифилитику, лишь мелкое беспокойство!

Вцепившийся в прожектор юнга широко раскрытыми глазами смотрел на происходящее.

- Господин старший матрос, а если на них бомбы?

- Нет на истребителях бомб, болван, нет и никогда не было! Слайт с трудом экипаж и пулеметы поднимает. А бомбардировщики разгрузились и уходят на свой корабль. Минимум на полчаса о них можно забыть!

- Опустится ниже, мы прикроем...

- Юнга, тебе надо было в пехоту, лишь там пушки по ровному полю таскают! А здесь головой думать надо, головой! Линкоры противника справа, наши идиоты как раз на них выкатились. Смотри, как задымили, сволочи, сейчас на тысячу ярдов подпрыгнут и амба...

Словно услышав эти слова, два вражеских бронированных корабля ускорили ход. Окутавшись черным дымом, они стали подниматься выше, заставив свой крейсер сместиться ближе к вражеской эскадре. Через пять томительных минут суда сблизились на расстояние эффективного огня.

- Линкору курс триста сорок, - отдал приказ адмирал Ваальс. - Открыть огонь главным калибром.

Одновременно с тяжелым хлопком двенадцатидюймовых орудий, вражеские линкоры окутались клубами пара, ударив всеми стволами по подставившему борт «Разящему». Короткий свист летящих снарядов сменился грохотом разрывов. Сойдясь на расстояние меньше полумили, обе эскадры начали стремительно опустошать артиллерийские погреба.

С первых минут сражения в небе возникли три клубка дерущихся кораблей. В первом два галиданских линкора добивали тяжело поврежденный авианосец, вышибая с каждым залпом куски стали из его бортов. Во втором клубке линкор «Густав-третий» и фрегат «Победитель» вцепились в удачно вышедший на них вражеский крейсер. Двенадцатидюймовые снаряды вырвали с корнем трубы корабля, а залпы восьмидюймовок серьезно повредили управляющие рули. Капитан крейсера побоялся опускаться вниз, резонно опасаясь, что его загонят под воду, и попытался подняться выше. Но тяжелое судно не успело оторваться от противника, и «Густав» с «Победителем» зажали несчастного в клещи.

В третьей группе смешались в кучу мелкие суда. Крейсер «Китобой» вместе с двумя фрегатами и четырьмя корветами попытался прорваться сквозь нестройные ряды противника к вражескому левиафану. Но галиданский авианосец предусмотрительно отошел назад, принимая на борт вернувшиеся бомбардировщики. Путь судам, рвущимся к лакомой добыче, перекрыли семь корветов и два фрегата, сияющих ярко-зелеными бортами. Сверху над ожесточенно стреляющими кораблями сцепились истребители, пропустив зашедшие снизу легкие бомбардировщики Ваннабэ. Пилоты скрапперов видели, как пылает их родное судно, и старались нерастраченный бомбовый груз положить без промаха.

Пока фрегаты и корветы выясняли отношения, попутно отбиваясь от истребителей, снующих между ними, из густого дымного облака выбрался медлительный дестройер. Второй и последний сюрприз адмиралу Ваальсу примерился и громыхнул гигантским орудием, установленным вдоль киля корабля. Огромный снаряд в двадцать один дюйм срезал заднюю мачту у «Густава-третьего» и рухнул в море.

На мостике флагмана эскадры повисла гнетущая тишина. Капитан Айзеф шагнул к иллюминатору, не веря своим глазам, затем повернул побледневшее лицо к адмиралу:

- Нам не выстоять, дистанция слишком мала! «Китобой» с фрегатами связан боем, отвлечь противника нечем.

- Бросаем вражеский крейсер, пусть его добивает «Победитель». Надо подняться выше и подойти с любого борта, сравняем калибры.

Капитан судорожно сглотнул, и сипло скомандовал:

- Самый полный вперед! Курс прежний, подняться до трех тысяч ярдов!

Медленно постукивая по поручню, адмирал Ваальс задумчиво пробормотал:

- В крайнем случае, никто не мешает таранить мерзавца. Вот только как тогда наш крейсер и пара фрегатов смогут отбиться от двух полновесных линкоров противника?.. Вот незадача...

Надрывающийся от нагрузки «Густав-третий» пополз вверх, выбрасывая из труб раскаленные искры несгоревшего угля и оглушая команду машинного отделения ревом двигателей. Подработавший маршевыми винтами дестройер скорректировал прицел и сделал второй выстрел. Бронебойный снаряд промчался над затянутой дымом схваткой фрегатов и врубился в нос линкора. Чудовищный взрыв разметал переборки, свернув набок переднюю башню восьмидюймовых орудий. Чудом не сдетонировавшие снаряды в первом артиллерийском погребе рассыпались по палубе, смяв орудийную прислугу. Вздрогнув всем корпусом, линкор покачнулся, сбившись с курса, но продолжил карабкаться все выше и выше.

Не жалея пара из котлов высокого давления, следом за выстрелом из главного калибра дестройер попробовал достать противника зарядами двенадцатидюймовых мортир. Пролетевшие по пологой дуге дымящиеся бомбы в цель не попали, но заставили «Густава» ощутимо отвернуть влево, сбросив темп набора высоты.

Решив до конца воспользоваться выгодной позицией, галиданский монстр выстрелил в третий раз, растратив остатки пара. Отдача главного калибра покачнула громадный корабль, скрыв его в белом облаке. Третий снаряд угодил ближе к корме, взорвавшись под станиной правого заднего «вигула», превратив один из двигателей в металлическое крошево и пробив паровые котлы второго. Линкор попытался подняться еще на пару ярдов вверх, после чего корма вспучилась, и в разные стороны полетели куски железа. Завалившись на хвост, флагман флота Ваннабэ завис на мгновение, визжа оставшимися «толкателями», потом заскользил вниз. Сорвавшись с высоты в две тысячи ярдов, громада корабля набрала скорость и вертикально вонзилась в морскую гладь, подняв огромный фонтан воды на месте падения.

 

Сжавшись в комок, Хант спрятался за развороченной стойкой прожектора. Юноша выкрикивал все знакомые ему ругательства, пытаясь справиться с накатившим страхом, но его голоса не было слышно за гулкими хлопками выстрелов и шумом форсированных двигателей.

Напротив юнги обмякшим кулем лежал старший матрос Моррис, с залитой кровью грудью. Промчавшийся с кормы вражеский слайт выпустил больше сотни пуль по наблюдательному посту. Очередь разбила прожектора, повредила дальномеры и пробила грудь мужчине. Прожекторный резервуар с ацетиленом взорвался, осыпав Ханта стеклом и мелкими кусками железа, но он отделался лишь легкими порезами. Сейчас безумно напуганный юнга вцепился побледневшими от напряжения руками в решетчатый пол и пытался справиться с накатившим на него ужасом.

Далеко за кормой чадил и медленно тянул к побережью подбитый вражеский крейсер. Бросив поврежденное судно, на помощь своим подошел «Победитель». Внизу плавали на воде потроха сбитого «Разящего». Галиданские линкоры не оставили ему ни единого шанса на спасение.

Расправившийся с «Густавом» гигантский дредноут прикрыл собой вражеский левиафан, из открытых портов которого вновь вылетели бомбардировщики. Перегруппировавшиеся ярко-зеленые корабли выстроили эшелонированную оборону, контролируя северное направление по всей высоте, и медленно теснили потрепанную эскадру Ваннабэ обратно к берегу. Горящие вражеские фрегаты дождались, когда к набирающему вновь силу сражению присоединятся линкоры, и отступили назад: зализывать раны. На сгрудившиеся корабли с посеченными осколками коричневыми флагами набросились подвижные корветы, стремясь сковать их боем и дать возможность крупным судам расстрелять малоподвижные цели.

- Наблюдательный! - прохрипел раструб переговорной трубы. - Команду на фрегаты...

- Мостик! - прильнул к холодному металлу юнга: - Прожектора уничтожены, старший матрос убит!

- Тогда бери флаги, матрос, и молись, чтобы тебя увидели! - сердито отозвался раструб. - Приказываю спуститься до трехсот ярдов и атаковать снизу левый линкор. Корветам прикрыть атаку!

- Понял, мостик! Атака с трехсот ярдов на левый линкор! Корветы прикрывают!

Хант трясущимися руками распахнул тонкостенный деревянный ящик рядом с открытым люком и достал яркие желтые флажки на длинных рукоятках. Застыв рядом с продырявленным ограждением площадки, взметнул флаги, начав передачу приказа. Дважды вверх, руки в стороны, буква, другая, предштормовой ветер трепал желтую материю. Тяжело дыша натруженными машинами, «Титан» свалился вниз, ближе к поверхности Триллейского моря. Закончив передачу приказа, юнга начал повтор, косясь на медленно растущую в высоте точку истребителя, заинтересовавшегося непонятной активностью на корабле.

- Мостик! Приказ передан! С «Филина» подтверждение, «Победитель» молчит, но двигается за нами! «Китобой» ответил, что прорывается к нам! Корветы молчат!

- Черт с ними, матрос, мы атакуем!

- Я не матрос, я юнга, - потерянно пробормотал Хант, но его уже не слушали. Фрегаты отрывались от наседавшего противника и пытались зайти снизу под брюхо вражеского линкора. Обернувшись на вырастающий на глазах силуэт истребителя, юнга всхлипнул и рванул из стойки тяжелую «флейту». Конечно, это не пятьдесят третий калибр «Шторма», легко пробивающий дубовые доски обшивки. Но сорок пятый калибр равняет «флейту» и ручную роторную «Горгулью». Присоединив толстостенный баллон к крану отсекающего механизма, Хант снял предохранитель и покрепче прижал приклад к плечу. Если повезет, одна из десяти пуль хотя бы поцарапает корпус слайта, пикирующего из поднебесья.

- Флейта, сорок пятый калибр, прицельная дальность до пятидесяти ярдов! Барабанный магазин на десять конических пуль! После стрельбы сменить баллон и продуть запирающую камеру! При стрельбе по горизонтали на максимальную даль упреждение два пальца выше цели!.. Да, господин старший матрос! Запомнил, господин старший матрос! Плевать на упреждение, господин... - юнга вздрогнул от звонких щелчков пуль, заплясавших вокруг него: истребитель открыл огонь.

Глядя на стремительно вырастающую в глазах вытянутую сигару слайта, Хант навел тяжелый ствол на застывшую за станиной «Шторма» фигуру стрелка и нажал на курок. Выстрел! Мимо... Еще выстрел! Вражеское судно уже в ста ядрах, не больше!.. Третий выстрел высек искру на носу истребителя, и юноша молниеносно внес поправки в стрельбу. Дважды нажал на курок, и фигура за окутанным паром пулеметом дернулась и завалилась назад. Слайт мелькнул справа по борту, боднув спрессованным воздухом орущего во весь голос человека. Перегнувшись через ограждение, Хант проводил взглядом удирающий кораблик и метнулся к стойке: наполовину израсходованный баллон долой, барабан с серыми жалами пуль на место старого, выпустить остатки воздуха из камеры, новый баллон на место. Юнга рывком поднялся, держа в руках готовое к бою оружие, и зло огляделся вокруг. Страх прошел, возникло желание поквитаться за погибшего Морриса. Но кроме надвигающегося сверху брюха линкора, других целей поблизости не было.

 

Тяжелые скрапперы не рискнули приближаться к фрегатам Ваннабэ, устремившимся в самоубийственную атаку: уцелевшие на легких палубах «Штормы» огрызались по любому мелькнувшему мимо силуэту. Зайдя с трех тысяч ярдов, бомбардировщики стали выполнять привычную для них работу: уничтожать наземные цели и мелкие корабли противника. Снижая мощность прожорливых миниатюрных «вигулов», скрапперы стремительно валились вниз, стремясь во время падения скользнуть над корпусом вражеского корвета. Наиболее безрассудные умудрялись промчаться буквально в сотне ярдов над вздыбленными стволами, норовя сбросить тяжелый фугас в раструб дымящей трубы.

Третья пара атакующих сумела выдержать оптимальный курс и метнулась в стороны от взорвавшегося в воздухе «Красивого»: обе бомбы поразили цель. Следом за погибшим корветом завалился на бок и обрушился вниз «Пятьдесят пятый», получив больше десятка попаданий в правый бок. «Стремительный» ожесточенным огнем сбил сначала один бомбардировщик, потом подловил на пологом спуске второй. Но четыре галиданских корвета подошли вплотную и стали расстреливать горящий корабль из трехдюймовок. «Яростный» больно куснул сунувшуюся к нему пару вражеских судов и устремился на помощь товарищу. Но помочь уже было невозможно. Видя, что корабль почти не слушается рулей, капитан «Стремительного» рывком приподнял его на двадцать ярдов, после чего завалил через левый борт на замешкавшегося противника. Два корвета столкнулись на высоте четверти мили и одним смятым переплетенным комком железа обрушились в холодную воду.

Пройдя чуть в стороне от медленно поднимающихся фрегатов, крейсер «Китобой» принял на себя главный удар линкоров. Двенадцати- и восьмидюймовые снаряды крушили надстройки, пробивали борта и взрывались в недрах корабля. Но крейсер упорно отстреливался, пятная туши вражеских судов всполохами разрывов.

Три фрегата Ваннабэ сократили дистанцию до трехсот ярдов и открыли ураганный огонь, сосредоточив все силы на одном из крейсеров. Окутавшись дымом, корабль покатился вниз, но с огромным трудом смог удержаться над поверхностью океана и медленно двинулся к отчетливо видимому берегу.

Подойдя вплотную, второй из вражеских линкоров нанес два залпа в упор по горящему крейсеру, после чего перенес огонь на удирающие фрегаты. Пылающий «Китобой» с сильным креном на левый борт медленно опустился вниз, тяжело ударился о воду и застыл на поверхности моря. Морская вода ворвалась в многочисленные пробоины, заливая трюмы и шипя на раскаленных поверхностях двигателей. Остатки команды бросились в холодные волны, стремясь отплыть как можно дальше от тонущего крейсера. Вздохнув, «Китобой» окутался паром и скрылся под водой, оставив после себя широкую воронку.

Галиданский линкор сосредоточил свой огонь на отставшем «Победителе». Сверху на разодранный корабль зашла четверка скрапперов, вывалив бомбы на медленно падающий фрегат. Бывший любимец правительства взорвался в воздухе, так и не достигнув поверхности моря, рассыпав вокруг куски обшивки и горящую угольную пыль.

 

Сжав руками бесполезное ружье, Хант застыл на продуваемой ветром площадке и смотрел на медленно надвигающуюся громаду дредноута. Далеко впереди дымил «Филин», торопясь добраться до базы. Высоко в небе огрызался на истребителей своими пулеметами единственный уцелевший корвет. И последним с поля битвы пытался убраться «Титан», дребезжа изорванными лопастями воздушных винтов.

На тяжелой палубе боеспособным осталось единственное шестидюймовое орудие. На легкой палубе ворочали столами лишь пара трехдюймовок и единственный «Шторм». Из разбитых магистралей вырывался раскаленный пар. Из восьмидесяти четырех членов команды в живых осталось меньше половины. Во тьме машинного отделения, озаряемого багровыми провалами топок, вместе с кочегаром орудовал лопатой окровавленный старший лейтенант. Единственное, что могло спасти полуразрушенный корабль, это скорость. Скорость и удача капитана, успевшего пересечь береговую линию на высоте ста ярдов до того, как первый снаряд дредноута просвистел мимо.

Громадный вражеский корабль дал три пристрелочных залпа из восьмидюймовых орудий, после чего открыл огонь из главного калибра. Практически неуправляемый фрегат был легкой целью для отлично тренированных артиллеристов. Уже второй выстрел поразил цель. Тяжелый снаряд сбил трубу, пробил полубак и взорвался рядом с опустевшим артиллерийским погребом. Жалкие остатки боезапаса cдетонировали, разворотив нос корабля и обрушив вниз таран с куском обшивки. Застонав, «Титан» засвистел разбитыми сочленениями и, закутавшись в белый плотный саван, начал валиться вниз.

Посмотрев на стремительно растущую землю, юнга присел рядом с ограждением наблюдательной площадки и стал молиться. Падающий фрегат проскреб днищем о подвернувшуюся по пути рощу и тяжело упал на залитое солнцем поле, пробороздив вспаханную землю, и оставив за собой глубокую рваную канаву. Ревущий двигателями дредноут развернулся над поверженным противником и двинулся на запад, чтобы присоединиться к медленно плывущей в небе эскадре-победительнице. Добивать вражеских моряков, с трудом выползающих из разрушенного корабля, никто не стал. У военных судов Галиданского союза существовали задачи поважнее.

Утром двадцать второго июня 1649 года с военной базы рядом с Хассел-реном вышла эскадра из десяти кораблей. Вечером этого же дня домой вернулись лишь корвет «Яростный», и тяжело поврежденный фрегат «Филин». Остальные корабли были уничтожены в сражении. Противник потерял половину легкой авиации и два корвета. Поврежденные крейсер, линкор и фрегаты отремонтировали в течение полугода. Галиданский адмирал сумел грамотно распорядиться недавно построенными военными кораблями и небольшим численным перевесом над врагом. Уничтожив воздушный флот Ваннабэ, северная коалиция расчистила дорогу для оккупационного корпуса. Потеряв на время контроль над Клерширскими островами, Литория не только вернула назад свои угольные копи, но и существенно пополнила казну государства, разграбив поверженного противника. Хассел-ренское поражение навсегда осталось в памяти жителей Ваннабэ символом горя и несмываемого позора.

* * *

Вихрь белоснежных кружев ворвался в гостиную и промчал по комнате, взметая рассыпанные листы с нотами в воздух.

- Победа! Победа! Элла, где ты?! Слышишь, мы победили! Экспедиционный корпус отбил обратно острова, и галиданские части начали высадку в Ваннабэ! Да где же ты?!

Девушка стремительно распахнула широкие двери и замерла на пороге.

- Ага, я тебя нашла! Ты слышишь?.. А это еще кто?!

Серые глаза изумленно смотрели на смущенного мужчину, натянувшего на себя тонкое одеяло. Лежащая рядом черноволосая девушка рассмеялась и пихнула кулачком любовника:

- В этом она вся, моя Мари. Ни минуты покоя. Только что занималась верховой ездой, а миг спустя мчится на парокате в порт, где будет добиваться разрешения на полет.

Осторожно разгладив тонкую полоску усов, мужчина сдержанно поклонился и заговорил:

- Прошу прощения, мисс, вы застали нас в несколько стеснительной ситуации. С вашего позволения...

- Хватит, хватит! Не желаю ничего слушать! Элла, бери в охапку своего недотепу, и мы немедленно едем гулять в центр, карета уже ждет! Я желаю гулять, я хочу увидеть вечерний салют! Я хочу танцевать на набережной и бросать в воздух букеты цветов! Мы победили!

Черноволосая красавица выскользнула из-под одеяла и жестом поманила за собой кавалера:

- Ты слышишь, Доминик? Моя подруга желает отметить нашу волшебную победу. Через десять минут мы ждем тебя внизу, в холле. Постарайся не опаздывать. Если мне не изменяет память, то большую часть своих вещей ты сможешь найти в гостиной, - и смеющиеся девушки выскочили из комнаты.

* * *

3 июля 1649, суббота

 

Мрачные закопченные заводские трубы уродливыми палками царапали ярко-бирюзовое небо. Бушевавший на прошлой неделе шторм принес с собой затяжные дожди, угомонившиеся только вчера. Бегущая вдоль железнодорожного полотна дорога раскисла и превратилась в непроходимое болото.

Пятеро усталых мужчин медленно плелись по шпалам, направляясь к чернеющему вдали городу. Впереди брел плотного телосложения матрос в чужой порванной шинели. Поддергивая сползающую лямку заплечного мешка, он изредка оборачивался назад, чтобы бросить пару ободряющих слов товарищам. За ним шагали двое молодых парней, поддерживая повисшего у них у них на плечах мичмана с грязной повязкой на голове. Замыкал группу старик неопределенного возраста в черном длинном сюртуке с непокрытыми всклокоченными волосами. Он временами что-то бормотал про себя, тихо смеялся, крутил головой и вздрагивал от малейшего шороха.

Юнга Хант поддерживал раненого мичмана с левой стороны. Поверх прожженой легкой рубахи он надел лейтенантский китель со споротыми погонами. Гудящие от усталости ноги обмотал мешковиной и перевязал веревками. Казенные башмаки развалились неделю тому назад, не выдержав скитаний по болотам и полям Ваннабэ. Когда мичмана качало, юнга часто оступался и шагал не на ровную поверхность шпал, а на колючий щебень между ними. Но парень лишь крепче сжимал зубы и продолжал бесконечный путь, с трудом вспоминая прошедшие дни...

 

[двумя неделями раньше]

На рухнувшем «Титане» уцелело всего семнадцать человек, из них большинство было ранено. Под порывами налетевшего шторма и проливным дождем, жалкий отряд дотащился по раскисшему полю до ближайшего хутора. Хант надрывался вместе с остальными, неся самодельные носилки и сменяя выбившихся из сил товарищей. К сожалению, к утру трое из отряда скончались. Похоронив погибших, оставшийся в живых младший капитан снял погоны с кителей и роздал верхнюю одежду матросам. Днем позже их подобрал наряд полиции и переправил в госпиталь на окраине Хассел-рена, куда свозили солдат со всей округи.

Пехотные части попытались воспрепятствовать высадке вражеского оккупационного корпуса на севере страны, но подверглись массированной бомбардировке и атаке двух вражеских флотилий. Разгромленные войска бежали, рассеявшись подобно ночному туману. Из уст в уста передавали слухи, один страшнее другого: про захваченную столицу, про орды бомбардировщиков, атаковавших Швармерские копи, про поднявших мятеж горных стрелков на западном побережье.

Не дождавшись какого-либо приказа от исчезнувшего командования, остатки экипажа вместе с группой пехотных офицеров отправились в Хассел-рен. Там, на центральной площади, им зачитали манифест правительства о капитуляции и роспуске вооруженных сил.

- И куда нам теперь? - потеряно спросил мрачного мичмана Хант.

- По домам, салага, по домам, - сплюнул себе под ноги стоявший рядом худой солдат в испачканной глиной шинели. - Все, отвоевали. Вымостили телами дорожку для новых господ, пора и честь знать.

- Я домой не поеду, - рассердился юнга, поправляя великоватый для него китель.

- Ну и дурак, - равнодушно отвернулся пехотинец. - В городах сейчас начнут власть делить. Рабочие пойдут громить продуктовые склады, чтобы семьи накормить. В заварухе кучу народу положат. Поэтому для здоровья лучше держаться подальше. «Шарманка»##1 со мной, руки-ноги пока целы. Вернусь в деревню, стану уважаемым человеком. Бывай, «ветрогон» ##2.

##1 «Шарманка» - жаргонное название пружинного ружья.

##2 «Ветрогон» - прозвище матросов воздушного флота.

 

Поддернув тяжелое ружье, солдат ввинтился в толпу и исчез в серой массе шинелей.

Выбравшись на окраины города, остатки экипажа переночевали в пустом сарае, спасаясь от моросящего дождя. Рано утром раненому мичману стало хуже, и матрос-наводчик Эван Киттон ушел в город за помощью. Когда он вернулся ближе к вечеру, его встретили лишь четверо: Хант, мечущийся в бреду мичман, молодой матрос из машинной команды Натан Уайтакер и прибившийся к ним на площади старый солдат, одетый в драный черный сюртук. Киттон перевязал раненого чистой тряпкой, поделился водой из мятой фляги и разделил горбушку черствого хлеба.

- Дела наши плохи, ребята, - вздохнул матрос. - В порту высаживают войска, будут вводить комендантский час. Еще день, два и крупные города закроют. Заводские кварталы уже блокированы, пулеметы на каждом перекрестке. Товарняки пока ходят, но сколько это продлится неизвестно. Заводы встают, все ждут приказов от нового правительства. Если кому есть куда податься, надо ехать домой и как можно быстрее. Дома хотя бы накормят.

- А ты куда? - Хант повернул грязное лицо к Киттону.

- Я прямо сейчас на станцию и ближайшим поездом до Садфорста. В порту найду представительство любой островной гильдии и наймусь на работу. Рединия с радостью вербует моряков по всему свету. А для бывших военных готовы даже временные паспорта оформить. Переучивать нас не надо, плати гроши и держи на палубе месяцами. В представительстве откажут, проберусь на любой из их кораблей. Вряд ли за борт вышвырнут, дешевые руки всем нужны. Пересижу годик-другой, потом можно и домой вернуться.

- Возьми меня с собой, - подал голос Уайтакер. - Я «вигулы» обслуживал, пригожусь.

- И нас с мичманом, - встрепенулся Хант. - Группой веселее.

Матрос рассмеялся, но возражать не стал:

- Ладно, поехали. Только предупреждаю сразу: в порту каждый сам за себя. Кому повезет, тому повезет. Я буду свою шкуру спасать, а вы как сумеете.

Так маленький отряд из пяти человек добрался до товарной станции в пригродах Садфорста. Осталось лишь пешим маршем достичь порта и попытать судьбу.

 

- Эй, бродяги, быстро с дороги! - донеслось сзади.

К оглянувшимся мужчинам медленно подъезжала платформа, на которой сгрудились четыре железнодорожника.

Освободив проход, матросы с завистью посмотрели на дрезину.

- Земляки, а чего вы горбатитесь? - громко крикнул вслед уходящей платформе Киттон. - Захватите нас с собой, мы с ветерком домчим.

Старший четверки задумчиво оглянулся назад, почесал затылок и решился:

- Залезай.

Подхватив еле живого мичмана, бывшие военные побежали догонять медленно катящую платформу.

 

Поставив Ханта с Уайтакером на рычаги-качалки, Киттон поудобнее усадил раненого офицера, пристроил рядом испуганно замершего солдата. Потом, порывшись в полупустом мешке, добыл из неразменных запасов мятую пачку махорки. Угостив довольно заулыбавшихся рабочих, он ловко смастерил сигаретку и затянулся вонючим дымом.

- И откуда вы шагаете, служивые? - осторожно поинтересовался одетый в черное старший железнодорожник.

- С Хассел-рена, отец. Как корабли пожгли, так и шагаем.

- Что же оплошали? Или учили вас плохо?

- Учили хорошо. Да только их было больше. Мы их ополовинили, а они нас в море и землю вогнали.

- Всех?

- Всех. Сам смотри, сколько от сотни с корабля осталось.

- Беда, - опечалился мастер. - И куда вы теперь? В городе говорят, армию всю распустили.

- В порт идем, будем работу искать. Вам никто не нужен?

- Куда там, - махнул рукой мужчина. - Вчера депо собрали, новые приказы зачитали. Зарплату уменьшают, будут людей сокращать. Как семью кормить, ума не приложу.

- Не горюй, отец. Пока руки-ноги при нас, прорвемся.

- Хорошо бы, - вздохнул мастер и поплотнее натянул потрепанную фуражку. - Через милю будет поворот, я вас там ссажу. По дороге до порта за час доберетесь, а нам дальше, на сортировочную.

- Спасибо, - поблагодарил Киттон.

- Да хранят нас боги, служивый. Мой младшенький уж год как в пехотной роте под Эйдергаузеном. Одна надежда, что домой живым вернется. Может, и ему какие добрые люди помогут...

* * *

Безразмерная туша загородила проход к трапу и заорала визгливым голосом:

- Куда прешь? Разрешено пропускать только членов экипажа!

- Зачем кричишь, я после канонады еще не оглох, - сдержанно улыбнулся Киттон, пытаясь высмотреть на невысокой палубе транспортного судна кого-нибудь из офицеров. - Мы только что разговаривали со старшим клерком из «Линдервудский линий», компания проводит донабор матросов на судно.

- Ты мне сказки не рассказывай, рвань подзаборная! Пропуск есть? - портовый вышибала настороженно разглядывал четырех мужчин, застывших перед ним. Убедившись, что каких-либо бумаг у задержанных моряков нет, здоровяк обрадовался. - Значит, пропуска нет. И ты еще будешь права качать?

Поддерживая вымотавшегося в пути мичмана, Хант медленно закипал. Сначала старый солдат заартачился и наотрез отказался идти в толпу, запрудившую портовую площадь. Потом голодная команда больше трех часов обивала пороги многочисленных компаний из Рединии. Лишь в одном месте их направили к стоящему на погрузке судну, предложив пообщаться с капитаном. И теперь какой-то местный портовый вышибала будет измываться над оборванными матросами, с радостью пользуясь крохами доставшейся власти.

- Позови капитана, - тихо попросил юнга.

- Всего-то? - заржал здоровяк. - Может, тебе сразу господина начальника порта позвать? Чего мелочиться?.. Я говорю, проваливайте отсюда, пока целы. И пока я добрый.

На палубу выглянул загорелый матрос, одетый лишь в серые холщевые штаны. Облоктившись о поручни, он с интересом стал смотреть вниз, где между грудами ящиков разворачивалось представление.

- Добряк, мы не сами по себе пришли, нас из конторы прислали. Говорят же тебе, капитан этого транспорта хочет пополнить команду, - пытался договориться с набычившимся вышибалой Киттон, но тот лишь самодовольно скалился:

- Меня не предупреждали, что господин капитан хочет с кем-либо встречаться. Не знаю, как у вас на помойке, а у нас в порту все делается по правилам. Я здесь стою не для того, чтобы разное жулье по судам шастало и тащило, что где плохо лежит. Говорю в последний раз, убирайтесь и побыстрее. И этого доходягу с собой захватите, - мужчина пренебрежительно толкнул в грудь бледного мичмана, с трудом стоящего на ногах.

- Ах ты крыса тыловая! - взорвался Хант. - Он за тебя жизни не жалел, а ты лапы распускаешь!

Ни мгновения не колеблясь, юнга со всей силы ударил опешившему вышибале в пах, затем схватил скрючившегося мужика за голову и нанес сокрушительный удар коленом в лицо. Рванув затрещавшую рубаху, Хант швырнул падающее тело в угол между ящиками и поводя бешеными глазами огляделся вокруг, высматривая других нападающих.

С палубы донесся смех:

- Эй, боцман, иди сюда. Посмотри, какие молодцы к нам в гости пожаловали.

К поручням подошел крепкий старик в сдвинутой на затылок фуражке. Руки поигрывали длинным металическим прутом.

- Что тут?

- Портовики поставили человека, чтобы беженцы на корабль не лезли. И только что вот этот молодой человека голыми руками свалил вышибалу. Видимо, очень им надо с тобой поговорить.

Боцман лениво оглядел замерших внизу мужчин и ткнул прутом в Ханта:

- Чего надо?

- Юнга Хант, матросы Киттон и Уайтакер, а так же мичман машинной команды фрегата «Титан»! Прибыли для прохождения службы на вашем корабле, господин боцман!

- Фрегат? Чего это вас к нам занесло?

- Флот расформирован. Ищем работу по специальности.

- Черепа крушить? - скупо улыбнулся боцман.

- Никак нет! Готовы обслуживать машинное отделение, работать в трюмах или на палубе. Дисциплинированы и без вредных привычек!

Еще раз оглядев оборванных гостей, боцман поудобнее перехватил железку и кивнул:

- Поднимайтесь. Если вы действительно что-то знаете, капитан найдет для каждого подходящее место. А если врете, то колосник на ноги и за борт...

 

Подрабатывая маршевыми винтами, транспортый корабль «Линдервудский сокол» медленно отходил от причальной стенки. Одетый в потрепанную, но чистую брезентовую робу, Хант быстро вытянул швартовый конец и закрепил его. Убедившись, что ничего не болтается, бегом направился к боцману:

- Матрос Хант работу закончил, господин боцман!

- Не ори, - поморщился старик, - не в казарме. Спускайся вниз, трюмный мастер просил помощника для крепежа тюков. Как закончишь, найдешь меня.

- Слушаюсь, господин боцман! - и юноша все так же бегом помчался к открытому люку у грузовой мачты. Окинув напоследок взглядом медленно уходящие за корму дома Садфорста, Хант вздохнул и скрылся внутри корабля. Чужие города и страны ждали бывшего юнгу погибшего воздушного флота Ваннабэ.