Господин Адмирал. Глава 2

 

26 сентября 1649, воскресенье

 

Пыльные газовые светильники мутными пятнами мерцали в спертом тяжелом воздухе. Молчаливым мужчинам, склонившимся вокруг широкого стола с дратвой в руках, приходилось напрягать глаза: оккупационные комитеты задрали цены на газ, и хозяин обувной мастерской безбожно экономил на освещении. Летние беспорядки с перевыборами бежавшего правительства и бунтами против вражеского экспедиционного корпуса сорвали сбор урожая и обрушили налаженные торговые связи. Все это не замедлило вылиться в еженедельный рост цен и набравшую силу инфляцию. Работы с каждым днем становилось все меньше, заводские власти повышали нормы выработки на одного человека через день, у проходных опустевших заводов выстраивались бесконечные очереди злых и голодных мужчин. Счастливчики из бывших военных, которые сумели найти хоть какую-то работу, держались за нее до последнего.

Прогремев по скособоченной железной лесенке, из своей деревянной будки в зал спустился хозяин мастерской господин Астин Грэй. Засунув руки в карманы вечно мятых брюк, бодрый старичок доскакал подпрыгивающей походкой до противоположного угла комнаты и застыл рядом с одним из работников. Внимательно посмотрел, как тот экономными движениями приметывает очередную брезентовую основу к подошве, оценил груду заготовок на столешнице и преувеличенно добрым голосом произнес:

- Зигель...

Бритый налысо мужчина выдернул хищно загнутую иглу, подтянул грубую нить и молча повернул голову.

- Зигель, Зигель. Когда ты только пришел сюда в ободранной шинели, я уже чувствовал будущие неприятности. Что еще можно ждать от пехотного майора с безумными глазами?

- Вас не устраивает моя работа?

- С чего бы? Работаешь ты отлично. Вот только на каждую пару ботинок успеваешь не один раз открыть рот. И сказанное тобой легко может уйти за стены, где в нынешние времена полно разного сброда, лижущего галиданские задницы.

- Никто не любит оккупантов.

- Согласен. За что любить косоглазых? Но пора научиться различать ворчание на судьбу и призыв к стрельбе по членам вновь выбранного правительства.

Бывший майор недобро улыбнулся и положил незаконченную работу на стол:

- Я говорю то, что думает большинство граждан Ваннабэ. В отличие от марионеток в Аушберге, я пытаюсь смотреть чуть дальше, думать над происходящим и делать выводы.

Хозяин мастерской прогнал улыбку и нахмурился:

- Послушай меня, Зигель Мерц. Если ты спустишься с небес на землю, то на столбе напротив дверей увидишь листок, где написано много забавного. Про любимое государство. Про законно выбранное правительство. А еще про комендантский час и наказание за подстрекательство к мятежу... Меня вполне устраивает хороший работник, который ругает судьбу за кружкой пива дома, а не сколачивает группу боевиков под моей крышей.

- Но если мы будем сидеть как крысы по своим норам, ничего не изменится. Только подняв голову и посмотрев правде в глаза можно изменить судьбу. Вспомните, сколько отличных сапог и дамских туфель вы изготавливали еще весной. Я лично обувал у вас семью. Где это все теперь? Последний станок вывезли неделю назад. Единственная обувь, которую покупают, это вот эти хлипкие бахилы для заводчан. И вы намереваетесь терпеть?

- Да. Я буду терпеть. Потому что на меня работает двадцать человек, и почти у каждого из них есть семья. И если один глупый майор пойдет в тюрьму, то меня в назидание другим разденут догола, а остальных вышибут на улицу. Сможешь ты их тогда накормить порцией тюремной баланды?

Мерц промолчал, играя желваками на небритом лице.

- Не отвечаешь? Вот и хорошо. Послушай, я знаю о твоем горе. Я скорблю по твоей погибшей жене и дочерям, как скорблю о тысячах убитых и раненых на этой войне. Но бойня закончилась. Рано или поздно жизнь наладится, надо лишь перетерпеть... Поэтому хорошенько подумай и сделай выбор, что для тебя важнее: работа в наши трудные дни или возможность свободно на улице драть горло.

Одетый в потертый китель мужчина задумчиво взял недошитый башмак, повертел его в руках и уперся тяжелым взглядом в старика:

- Я давал присягу, Астин. Любить свою родину и защищать ее, не жалея сил. Вчера продажное правительство бросило меня и моих солдат в поле, не дав возможности победить. Сегодня оккупационные советы обирают моих сограждан. Завтра из нас сделают молчаливых рабов.

Бросив ботинок на стол, майор сдернул с ободранной вешалки тонкую шинель и стал одеваться.

- Я никогда не показывал спину врагам и не бросал товарищей. Ты прав, если я останусь, твой цех закроют. Люди лишатся работы, семьи не получат честно заработанный кусок хлеба. Им есть что терять, в отличие от меня.

Запахнув серые полы шинели, Мерц достал из кармана обрывок веревки и подпоясался. Большая часть работников сочувствующе смотрела на уходящего мужчину. Лишь один встал и, улыбаясь, крикнул в спину майору:

- Ты в самом деле считаешь, что мы нужны этому государству? Как ты там говорил? Поднимемся с колен ради великого будущего?

Офицер повернулся и с ненавистью посмотрел на весельчака:

- Ты и тебе подобные предали нас! Пока мы месили грязь в окопах под бомбами галиданцев, вы встречали их в порту с цветами и выпрашивали подачки у вновь избранного мэра! Но вы забыли, что все меняется. Когда Ваннабэ станет свободой, найдется кому спросить по счетам!

- О да, конечно! Родина, народ и любимое правительство! Я это слышал всю весну. Потом наша армия куда-то потерялась, а я теперь получаю за двойную смену на три кроны меньше.

Мерц презрительно усмехнулся, натянул на тускло блестящую в неверном свете бритую голову мятый бурый берет, и отчеканил, развернувшись к молчаливо замершим работникам:

- Свое отечество нельзя продать ни за одну крону, ни за миллион. Тот, кто так поступает, не имел родины в сердце и душе. Только настоящий патриот способен встать на защиту государства, не требуя ответных благ... Люби свое отечество, другого у тебя не будет. Ненавидь врагов, пришедших в твой дом. Сплотись с подобными тебе ради защиты родной земли. Уничтожай захватчиков и их пособников любыми способами. Не говори, делай. И помни, что это идет от чистого сердца, а не ради наживы.

- Ты перепутал адрес, - рассердился сутулый мужчина на другом конце стола. - С такими речами нужно выступать перед мэрией. Или еще, что лучше, сходи к заводским баракам. Там тебе быстро мозги вправят. Рабочие терпеть не могут безпогонников. Вы разбежались при первых выстрелах, а теперь жалуетесь, что никто не зовет дезертиров в новую армию. Посмотри в зеркало, неудачник! Это из-за вас мы в дерьме по уши!

Распахнув дверь, Мерц устало бросил через плечо:

- Надеюсь, мы встретимся через год или два. Тогда я послушаю, что ты будешь петь.

Шагнув во тьму, мужчина аккуратно закрыл дверь. Чертыхнувшись, хозяин метнулся за ним следом и высунулся на улицу:

- За расчетом не забудь зайти, чертов упрямец!

Вернувшись назад, старик сердито оглядел замерших работников и скрипуче спросил:

- Есть еще желающие начать поиски нового места? Нет таких? Вот и хорошо... Закончите заказ на сегодня и можете быть свободны!

* * *

27 сентября 1649, понедельник

 

- В этом баре постоянно не доливают, - гнусаво пробурчал старый матрос в свитере, залитом пивом. Мужчина сидел на скрипучем стуле и с трудом боролся с изменчивой силой тяготения. Колченогий стул подавал голос, матрос наклонялся вперед и гулко втыкался лбом в липкую барную стойку. С трудом подняв голову, выпивоха фокусировал мутные глаза, старательно занимал вертикальное положение и вздыхал. После пары вздохов процесс повторялся. Скрип, глухой удар, пара бранных слов, вздохи. Скрип, глухой удар...

Припортовая забегаловка ранним утром хмуро косила на улицу подслеповатыми окнами. В углу пустого зала сидел одинокий здоровяк, с мрачным остервенением мешавший густую кашу в щербатой миске. Воткнув ложку в серую массу, мужчина нашел глазами невозмутимого бармена и крикнул ему:

- Угомони ты этого бедолагу, сил слушать больше нет! Как кошку мучают, право слово...

Бармен лишь флегматично пожал плечами: с какой стати ему гнать прочь подвыпившего завсегдатая. Через полчаса силы у бедолаги закончатся, и он сам кувыркнется вниз, без посторонней помощи.

Хлопнула входная дверь, и в полумрак неторопливо зашел молодой человек в потертом военном кителе без погон. Перебросившись парой слов с барменом, юноша удивленно взглянул на хлопнувшего в очередной раз лбом моряка, порылся в кармане и выложил на стол несколько медяков. Оживившийся бармен добыл из-под стойки широкую глиняную кружку, налил туда пива и поставил рядом с замершим стариком.

- Разве я заказывал?

- Это от меня, на удачу. Новое назначение следует обмыть. Чтобы мы всегда возвращались домой!

- Всегда! - отозвался матрос, покрепче обхватил кружку и жадно припал к ней губами.

Прислушавшийся к разговору здоровяк подал голос из своего угла:

- Эй, парень! Пусть я лопну, но готов поставить крону, что ты уроженец Ваннабэ!

Молодой человек внимательно вгляделся в полумрак, подумал и осторожно кивнул.

- Земляк! - обрадовался мужчина и призывно замахал руками: - Давай ко мне, составь компанию! Не стесняйся, садись! Я земляков уже месяц не видел!

Сделав заказ, юноша прошел в угол и поздоровался с поднявшимся посетителем:

- Сайен Хант, матрос.

- Патрик Джевонс, боцман.

Появившийся рядом со столом бармен обмахнул столешницу и поставил перед молодым человеком пиво:

- Ваш заказ будет готов через пять минут.

Юноша кивнул и отхлебнул терпкий пахучий напиток. Боцман отодвинул тарелку с кашей и поднял свою кружку:

- За встречу... Фух, хорошее здесь пиво делают. Единственное, что меня примиряет с этой забегаловкой... Давно здесь?

- Второй день, - отозвался Хант, откинувшись на высокую спинку стула. - Раньше в Раулэнде стояли. Теперь новый контракт, перевели в Линдервуд.

- Неплохо. Намного лучше, чем попасть в один из сотни мелких портов на севере. Грошовые зарплаты и работа с утра до вечера.

Боцман жестом заказал себе еще пива и с интересом посмотрел на поношенный китель.

- Служил?

- Да. Юнгой на «Титане».

- А одежка офицерская.

- Нашего лейтенанта, пусть земля ему будет пухом. Как сбили, под дождем выбирались. Пришлось с погибших снять, кто что успел.

- И все носишь, хотя давно можно надеть что-то приличнее.

Конопатый молодой человек помрачнел:

- Для меня это память. Пусть война закончилась, но я ничего не забыл.

- Ладно, парень, не злись. Просто наших сейчас полно на чужих кораблях, но редко кто форму сохранил. Сам понимаешь, никто не любит проигравших... Я и сам с флота. Был мичманом на «Густаве», год палубным боцманом отслужить успел.

Хант поднял заледеневшие серые глаза и криво улыбнулся:

- Вот не думал, что покойник так хорошо может сохраниться.

Джевонс поперхнулся и удивленно уставился на разом ощетинившегося собеседника:

- Не понял, о чем это ты толкуешь.

- С линкора никто не спасся. Я сам видел, как он рухнул в море... Говоришь, до мичмана дослужился? И когда только успел...

Здоровяк недобро оскалился в ответ, закатал левый рукав и ткнул пальцем в татуировку:

- А вот это видишь, салага? Пока ты еще у мамки титьку сосал, я уже «ветрогонил» на «Филине». На «Китобое» год паровые котлы отлаживал, уже потом на «Густав» перевели. И не тебе меня жизни учить, молод еще... Не моя вина, что припадочный Айзеф ##1 влепил пять нарядов вне очереди. Вот так и вышло, что когда ребятишки в море канули, я в одиночке на гаупвахте вшей гонял.

 

##1 Прозвище командира линкора «Густав третий» Ланге Айзефа.

 

Боцман поправил рубаху и мрачно уставился на опустевшую кружку. Замерший напротив Хант вздохнул и протянул ладонь через стол:

- Прости, Патрик. Я в прошлом месяце одному умнику голову пробил, он все байки про флот рассказывал... Не люблю врунов.

Мужчина поднял голову и усмехнулся:

- Кто же их любит. Ладно, забыли, - и пожал поданную ладонь.

Хант принял из рук подошедшего бармена тарелку с дымящейся картошкой и принялся завтракать. Джевонс быстро расправился с еще одной кружкой пива и в более благодушном настроении продолжил беседу:

- Как давно на островитян горбатишься?

- С июля. Как на торговца завербовался, так и мотаюсь по морям. Сейчас перевели на новое судно. Поэтому я старику пиво купил, на удачу.

- Правильно, нам без удачи никак. Традиции надо соблюдать.

Мужчина посмотрел в грязное окно и стал считать:

- В порту сейчас три корабля: угольщик, рудовоз и почтовый корвет, что по островам скачет. Судя по всему, ты с него. На остальных я команды хорошо знаю.

- Нет, - усмехнулся Хант, заканчивая завтрак. - Я с угольщика. На прошлом судне сослуживец неплохо меня по механизмам натаскал, перевели с повышением.

- На угольщик? - хитро прищурился боцман. - И с какой команды, если не секрет?

- С кормовой. Младший механик по обслуживанию маршевых винтов и хвостовых рулей.

Джевонс весело засмеялся, ткнув пальцем в замершего юношу:

- Механик. С кормовой. С угольщика. Вот умора!.. Похоже, из нас двоих кто-то заливает не хуже портового грузчика. Их послушать, они каждый день на абордаж ходят.

- Не понимаю, почему ты мне не веришь, - пожал плечами Хант.

- Потому что я старший в кормовой команде, и у меня механика нет, - отрезал боцман.

- Ага!

- Вот именно, ага! Не знаю, чему ты обрадовался.

- Значит ты у нас старик Джес.

Мужчина резко поставил кружку на стол, грохнув дном о столешницу.

- Обычно за такие слова я даю в лоб.

- Почему? - удивился юноша.

- Потому что это прозвище меня не радует. Еще раз услышу, господин фантазер, и будешь собирать зубы по всей забегаловке.

- Прошу прощения, господин боцман, - подобрался Хант. - Два часа назад я представился капитану корабля и передал сопроводительные документы. Капитан сказал, чтобы я нашел старика Джеса в порту. Посоветовал прочесать все кабаки от мола и до старых кварталов. Мое счастье, что я нашел вас почти сразу... Я не знал, что это прозвище, а не ваша фамилия. Прошу прощения.

Аккуратно выпив остатки пива, Джевонс бесшумно пристроил опустевшую кружку в хвост остальным и вздохнул:

- Ну что же, извинения приняты. Надеюсь, память у тебя хорошая и повторять во второй раз не придется. Пойдем, механик, посмотрим тебя в деле.

- Слушаюсь, господин боцман.

- Докажешь, что руки правильно мамка с папкой приделали, разрешу называть меня господин Джевонс. Обращение по имени еще надо заслужить.

Хант достал мелочь, расплатился за завтрак и уверенно заявил:

- Заслужу. Когда я вернусь домой, смогу сам водить корабли.

- Осилишь? - усмехнулся здоровяк, набрасывая на плечи широкий брезентовый плащ.

- Да. Костьми лягу, но добьюсь. Три месяца назад я был всего лишь юнгой. Сейчас уже младший механик.

- Это хорошо, - боцман задумчиво окинул взглядом юношу, который спокойно встретил тяжелый взгляд. - Мне головастые и упрямые парни нужны в команде. Хозяйство большое, тяжелой работы полно. Глядишь, через годик-другой, и я тебе козырять начну... Пошли, земляк.

* * *

Солнечный луч уперся в сваленные грудой украшения и рассыпался по большой комнате острыми солнечными зайчиками, нарисовав на стенах сияющие миражи. Один из волшебных замков устроился на лице хозяйки комнаты, и девушка недовольно набросила одеяло на голову. Но поспать ей так и не дали. Дверь громко отворилась, и в комнату стремительно ворвалась подруга, раскрасневшаяся после конной прогулки.

- Мария, подъем! Дворецкий уже дважды сервировал стол к обеду. Сколько можно тиранить бедного старика?

- Я умерла. Меня нет, - глухо донеслось из-под одеяла.

- Вот еще! Я одна буду отдуваться? Дикая утка, ревеневый суп и десерт со взбитыми сливками! Если ты посмеешь бросить меня в одиночестве, я лопну, но ни крошки не оставлю. И пусть мне будет хуже, - рассмеялась черноволосая красавица, стянув одеяло с сонной девушки. - Куда ты вчера потерялась? Удрала с тем милым молодым кавалером, что потерянно ходил за тобой, подобно тени?

- Да, господин Киттон. Или Кайтон? Бедная моя голова, ничего не помню...

- Почему? Выглядела ты очень бодро, когда мы закончили кадриль и пошли пробовать свежий лимонад.

- А потом я сумела уговорить Киттона, и мы уехали в порт, захватив с собой несколько бутылок вина. Мы пили, беседовали о полетах, о новых скоростных истребителях и громадных левиафанах, забитых солдатами и техникой. Я сумела влить в бедного мальчика две или три бутылки, но он так и не согласился меня прокатить. Как только он вспоминал мою фамилию, вино тут же испарялось, и парень мотал головой похлеще твоего жеребца.

- Ты хотела, чтобы он разрешил тебе вскарабкаться в небеса, а потом вы бы вместе рухнули на пригороды, на радость зевакам? Не думаю, что это хорошая идея. Вполне достаточно курсантов из летной школы, что кавалерийским натиском срубили заводскую трубу на фабрике. Бедных мальчиков хоронили в закрытых гробах.

- И ты туда же, - рассердилась Мария Блонк, садясь на кровати. - Что мой разлюбезный папa, что ты. Только и знаете, что зудеть и отравлять мне жизнь... Когда ты носишься безумным призраком по округе и скачешь через овраги, я молчу. Хотя от такой скачки шею свернешь куда быстрее. Так нет, только и слышишь: парокат слишком быстро мчит по дороге; девушка рядом со штурвалом корабля выглядит странно и неприлично; воздушные корабли слишком часто падают, и любимой дочери не следует зря рисковать своей жизнью... Надоели. Уйду в монастырь.

- Думаю, что наряд для монастыря у тебя уже есть, - Элла брезгливо зацепила хлыстом брошенное на кресло платье и попыталась сосчитать все черные пятна, украсившие когда-то белоснежные кружева.

- Господи, ну почему мне так не везет! - вздохнула Мария, встав рядом с подругой. - Любимое платье загубила. Называется, лично осмотрела «вигулы» и угольный бункер. Придется ехать снова к портнихе и теперь эту муку с иголками... Ну, Киттон!.. Или Кайтон?.. А, не важно! Если он не позволит мне полетать в ближайшие выходные, я потребую, чтобы он в наказание за это купил мне новое платье. Или пусть больше не показывается мне на глаза!

Черноволосая наездница рассмеялась:

- Милая, это же флотское годовое жалование! Ему придется сидеть на хлебе и воде до следующего лета!

- Или я буду летать, или этого болвана-пилота рядом со мной не будет! - решительно ответила Мария, стремительно развернулась и отправилась в ванную. - Я буду готова через полчаса. Попроси дворецкого разогреть куриный бульон. Терпеть не могу, когда старик подает мне его остывшим.

- Кто бы мог подумать, что выпитая вчера бутылка розового вина может так испортить характер, - улыбнулась Элла Рудворд и, поигрывая хлыстом, легкой походкой вышла из комнаты.

 

Закончив обедать, девушки устроились в гостиной, где и лакомились в данный момент десертом. Позванивая серебряной ложечкой о хрупкую фарфоровую чашку, хозяйка дома задумчиво разглядывала кружащиеся за окном желтые листья.

- Лето закончилось. Опять дожди, холод и слякоть.

- Вот еще! - возмутилась Элла, внимательно выбирая наиболее крупные ягоды клубники на широком подносе. - В прошлую субботу я еще купалась в море. Думаю, погода испортится через месяц, не раньше.

- И что потом?

- Потом ты будешь хандрить, стонать и жаловаться на судьбу. А я поеду в Рединию. На северных островах можно отдыхать до первых дней декабря, а на южных отличная погода всю зиму. Жаль только, что Драйбург перестроили, и столицу в безветренный день затягивает дымом от заводов. Но на западном побережье все еще очень мило.

- Твой отец все же решился купить там виллу?

- Я бы сказала, что там не повезло одному из его должников. Кто-то разорился и вынужден был продать дом с видом на море, сад и несколько складов в припортовых кварталах. Бедолага верил в счастливую звезду соседей и вложил целое состояние в Ваннабэ.

- Мерзавец. Сначала они снабжали деньгами психопатов-соседей, продавали им станки и вооружали армию. А когда мы отправили туда экспедиционный корпус, стали плакать об утерянной прибыли.

- Тебе надо идти в политику, - Элла вытерла испачканные пальцы о салфетку и улыбнулась. - Представляю, какой фурор ты произведешь на трибуне парламента.

- Не хочу, - Марию передернуло, - с меня достаточно закрытых приемов у отца, когда надо улыбаться и подавать сигары гостям. Сидят напыщенные жабы и глазками мой зад щупают, никак оторваться не могут.

Девушка встала и подошла к окну, о которое ударился очередной желтый лист.

- Давно видела отца?

Элла откинулась в глубоком кресле и устроила ноги в легких сапожках на маленьком столике.

- Шутишь? Можно подумать, ты своему успела сказать доброе утро. Наши любезные папa уже месяц живут в небесах. Думаю, они на своем корабле несколько раз обогнули ближайшие моря. Утром их видели в Гейнсау, вечером они успели заглянуть на северные заводы в Тудеттау и Бюлихе. На следующее утро уже поругались с муниципалитетом в Ойднбруке, а вечером оплатили срочную разгрузку транспорта в порту на восточном побережье. Только и слышишь: нормы выработки, станки, займы, станки, мэр взяточник и дурак, и снова станки, станки, станки.

Мария развернулась и оперлась спиной о раму:

- Точно. Каждый вечер одно и то же. Если отец появляется на пару дней дома, двор тут же забивают коляски. Все хотят урвать свой кусок от жирного пирога.

Девушка поправила челку и передразнила кого-то из гостей:

- Ваши станки сплошное старье!

- Но достались почти даром! - тут же ответила подруга, и они расхохотались.

Гостья поднялась и решительно направилась к выходу:

- Жду тебя через час на набережной. Бросай свое страшное платье и подбери что-нибудь немаркое. Прогуляемся до волнолома, покормим чаек.

- Ты как всегда с новым кавалером?

- Надо успеть развлечься, пока не выдали замуж. Боюсь, тогда не видать мне ни ночных балов, ни конных прогулок.

- Возможно. Мужья такие занудные... Увидимся через час. И я подумаю над твоими словами про дом с видом на море. Я тоже хочу в декабре купаться, гулять в зеленом саду и пить свежевыжатые тропические соки.

Уже стоящая в дверях Элла обернулась, подмигнула и махнула рукой на прощанье:

- Обязательно! Думаю, нам разрешат. Почему-то все думают, что мы благотворно влияем друг на друга...

* * *

Холодный дождь барабанил по косым крышам, стекая тонкими ручейками по скатам и закручиваясь бурлящими воронками в водопроводных трубах. Журча быстрыми пузырящимися ручьями на редких мощеных улицах, вода спускалась к вытоптанному полю на окраине поселка и превращалась в тягучую вязкую грязь, хлюпавшую под ногами многочисленных людей. Молчаливые мужчины в мокрых шинелях, куцых пальто и длиннополых сюртуках тянулись мрачной очередью, огибая самые крупные лужи. Почти каждый в очереди держал тяжелое пружинное или паровое ружье. Голова очереди упиралась в четыре огромные подводы, рядом с которыми громко выкрикивали приказы коротконогие солдаты в ярко-желтой форме с красными нашивками на рукавах. Рота оккупационных войск изымала оружие, скопившееся на руках у местного населения.

Очередь выдавливала из себя очередного мужчину, и тот сначала показывал усталому офицеру в мятой фуражке свое оружие, потом с грохотом кидал железку в телегу. Один из солдат отмерял пару метров грубой материи, отмотав ее от бесконечного рулона, затем острым ножом отрезал нужный кусок. Второй солдат доставал из корзины черный кирпич липкого хлеба, заворачивал в грубую ткань и выдавал замершему перед ним человеку. Обменявший оружие делал шаг в сторону, и его место занимал следующий.

Молодой парень шагнул к телеге и показал два легких пистолета с украшенными резьбой стволами. Офицер протянул руку и взял заинтересовавшее его оружие. Внимательно осмотрев пистолеты, один небрежно вернул хозяину, второй аккуратно уложил в длинный ящик. Развернувшись к парню, гортанно спросил:

- Ружье, да?!

- Что? - не понял дрожащий от холода молодой человек.

- Это не ружье! Это слишком маленький ружье! Хлеб, да, одежда, нет!

- Но в приказе на площади сказано, что каждому выдают норму! Ничего не написано про разницу! - возмутился обладатель бурой от грязи шинели.

Но офицер лишь равнодушно покачал головой:

- Ружье, да! Маленький ружье, нет! Дальше!

Низкорослый солдат сунул в руки застывшему парню булку и залопотал что-то на своем языке, жестами требуя освободить место. Сгорбившись, бывший солдат побрел к городу, лихорадочно отламывая куски плохо пропеченного хлеба и пихая их рот. Давясь, он успевал с набитым ртом еле слышным шепотом проклинать жадных косоглазых ублюдков:

- Пистолеты ему не понравились, надо же! А сам-то тут же схватил, каждый ощупал, только что на зуб не попробовал! Эх, знать бы раньше, я бы лучше их фермерам продал. Те зерном бы рассчитались. Хотя тоже жмоты, за «шарманку» всего меру дают. Этой меры на неделю не хватит...

Поскользнувшись, юноша взмахнул руками, и обглоданная булка, кувыркнувшись в сером холодном воздухе, упала в грязную воду. Ругаясь в голос, сгорбленная тень метнулась в центр лужи и принялась шарить руками. Наконец перепчканный глиной с ног до головы человек нашел пропажу, оттряхнул от воды и спрятал на груди, поплотнее запахнув шинель. За его спиной тем временем размеренно лязгали падающие в телеги ружья, и очередной счастливчик отходил в сторону, сжимая в руках бесценный груз.

 

Командир роты лейтенант Сэн Хэн аккуратно поправил миниатюрной расческой тонкие усики, вложил ее в деревянный пенал и убрал в карман кителя. Лейтенант тянул время, мечтая увидеть просветы в серых тоскливых облаках, которые плотным ковром затянули небосвод. Но дождь никак не унимался, и командиру пришлось отправлять своих усталых солдат в путь по раскисшей дороге:

- Донг Шен! Возьмешь третий взвод и проверишь пять деревень на востоке. Там, где мы вчера вывесили приказы о сдаче оружия. По метру ткани за ружье и ни одной нитки больше! Их паршивые ржавые железки и того не стоят.

Младший лейтенант Шен мрачно посмотрел в окно на залитую водой улицу, но предпочел промолчать и лишь козырнул в ответ. Откроешь рот, так этот выскочка Хэн заставит весь месяц скитаться под бесконечным дождем по проклятым местным деревням. Совсем некстати заболел капитан, совсем некстати. Раньше каждый из взводов неделю выполнял неприятную работу, потом ему на смену заступал следующий. А теперь первый взвод почти все время сидит в тепле, пока оставшиеся два месят грязь в округе... Последняя радость лишь осталась у младшего лейтенанта: смотреть каждый месяц на отметку в зарплатной ведомости. За службу вдали от родины платят очень неплохо. После возвращения можно будет смело увольняться и открывать свой магазин в пригородах Хай-то. Осталось лишь продержаться четыре месяца, и тогда громадный грузовой транспорт вернет домой смелых императорских солдат.

Уже в дверях младший лейтенант глянул через плечо и спросил:

- Если местные дикари опять ничего не принесут, что делать?

Сэн Хэн выдержал положенную по должности паузу и веско ответил:

- Собрать местных и предупредить, что за найденное оружие будем наказывать. Оккупационный комитет предлагает щедрую плату. Если тупые крестьяне не понимают своего счастья, придется им это вколотить при помощи прикладов... Пусть берут пример с шахтеров. Уже третий день несут и несут...

Командир помолчал и добавил:

- Не сдадут оружие, завтра переброшу всю роту, и проведем обыски. Им же будет хуже.

Младший лейтенант набросил на плечи непросохший плащ и вышел на улицу. Похоже, хитрый Сэн Хэн все просчитал заранее. Сегодня третий взвод заглянет в забытый богами медвежий угол и вернется с пустыми руками. Зато завтра рота в полном составе выпотрошит упрямых фермеров, загрузив подводы зерном, домотканой материей и овощами. Будет что продать потом горожанам...

Донг Шен вывел из бывшего здания мэрии своих солдат и приказал готовиться к поездке. Ежась под холодным дождем, командир взвода раздумывал, получится ли у него в конце месяца скопить на пару складов к своему будущему магазину. Придется выпотрошить пять деревень, половину реквизированного отдадут в расквартированный южнее батальон. Еще половину постарается забрать выскочка Хэн. Остатки поделят между солдатами и командирами взводов. Если не зевать, то на хороший просторный склад должно хватить...

 

Рядом с застывшими посреди площади телегами стояло всего двадцать человек. Неизвестно, что больше отпугнуло крестьян: дождь или мрачные лица узкоглазых солдат. Взобравшийся на край телеги переводчик напоминал бездомную дворнягу: подслеповатые глазки, неоднократно штопанный короткий сюртук, еле прикрывающий казенные брюки, пузырящиеся на коленях. Но свою работу бывший секретарь мэрии знал отлично и, не обращая внимание на ошибки, умудрялся лопотать на трех языках, благодаря чему в эти голодные дни кормил семью.

- Господин офицер повторяет, что за каждое сданное ружье будет выдан отрез сукна. За принесенные пули ящиком или россыпью вам полагается пол-отреза сукна. Кто сегодня заплатит за никому не нужное железо?

- Зачем тогда платите, если железо никому не нужно? - посмеивалась женщины, внимательно слушая переводчика. Застывшие за их спинами четверо крепких мужчин молчали, мрачно разглядывая мокрую желтую полевую форму солдат.

- Послушайте, новое правительство навело порядок: дезертиров переловили, бандитов отправили на рудники. От кого вам защищаться? С кем вы собираетесь воевать? А ведь только в ваши деревни летом вернулось больше сорока солдат. И многие принесли с собой оружие. Это нехорошо. Зачем добрым селянам держать столь опасные вещи дома?

- Нет у нас ничего! - громко выкрикнул один из крестьян, буравя взглядом нахохлившихся солдат. - Колобицу или хворост на сукно могу поменять, а ружей и прочего у меня нет. Хворост нужен?

Переводчик осторожно присел рядом с насупившимся младшим лейтенантом и закудахтал на галиданском наречии:

- Они ничего не сдадут. Говорят, нет оружия. Предлагают продукты, дрова.

- Зачем мне дрова? Уголь из шахты принесут, сколько прикажу. И продуктами мы город снабжаем, а не эти черви навозные. Не хотят по-хорошему, будем разговаривать по-другому.

Скрипя, телеги медленно покатили к выезду из деревни. Проводив глазами подпрыгивающие на ухабах солдат, народ разошелся. На краю маленькой площади остались лишь хозяин громкого голоса и его сосед.

- Ишь, сдай им все. Ружье, пистолет, пули россыпью. А как до исподнего разденешься, тут же налетят и обберут до нитки. Сычевские хутора в пригородах уже дважды грабили. Вывезли зерно, коров забрали. К нам не суются, потому что боятся по зубам получить, - зло тараторил мужчина.

- Так все равно не успокоятся, - тоскливо отозвался второй. - Будут приезжать снова и снова.

- Пусть приезжают. С меня брать нечего. Скотины нет, продуктов нет, один хворост во дворе. А делянку еще попробуй найди! Пусть в пустом подполе копают, давно углубить хотел.

- Слушай, а Джекоб где? Как бы дров не наломал, злой он какой-то в последнее время.

- У тебя бы брата убили, ты бы тоже жизни мало радовался. Это нас не успели на побережье выгнать, под бомбы. А они с братцем полной ложкой хлебнули.

- И все равно, неспокойно как-то. Он чего выкинет, а отвечать потом всем...

 

Тяжелый ствол высунул нос из густых кустов и осторожно уставился на последнюю телегу, замыкавшую медленно ползущий караван. Невидимый стрелок успокоил дыхание и плавно спустил курок. Раздался громкий скрежет, затем щелчок, и один из солдат рухнул в дорожную грязь. В телегах загалдели, маленькие фигуры в желтой форме выхватили ружья и напряженно закрутили головами. С пригорка хлопнуло еще раз, и второй солдат закричал, зажав рукой пробитое пулей плечо.

Сгрудившись за тюками с материей, галиданцы ответили беспорядочным огнем. Тяжелые пули ломали голые ветки, выбивали фонтаны грязи рядом с дорогой. Невидимый стрелок предпочел не рисковать и исчез так же неслышно, как и появился. Под дождем лишь остался валяться покойник, да медленно стихли за поворотом крики возниц, во всю силу погонявших лошадей.

 

- Твои люди не утратили боевой дух? - лейтенант Сэн Хэн остановился перед застывшим посреди комнаты командиром третьего взвода и недовольно поморщился. - Ты потерял двух человек и бежал с поля боя. Но все равно настаиваешь, что вы готовы драться.

- Так точно, господин Хэн! - вытянулся в струнку Донг Шен. - Нападение было внезапным, но мы готовы смыть кровью позор отступления! Не имея прикрытия с воздуха и данных разведки, я не смог рисковать жизнью остальных солдат!

- Из какой деревни был стрелок, не определил?

- Нет, господин лейтенант! Атаковали после развилки, позицию мог занять любой из крестьян.

- Значит, придется показательно наказать всех. Я сообщил об атаке по световому телеграфу в батальон. Уже пришел ответ. Приказано выжечь осиное гнездо раз и навсегда. К нам выслан корвет. Я с первым взводом выставлю усиленные караулы в городе. А ты с двумя взводами уничтожишь бунтовщиков. Детали завтрашней атаки согласуем с капитаном Бао Ли. Он назначен старшим.

- Может, мы доберемся утром на подводах? А корабль прикроет нас сверху...

- Боишься летать? Истинный воин империи ничего не боится! Вы переправитесь по воздуху. Кстати, вот и капитан...

Гремя двигателями, на широкую площадь перед двухэтажным зданием опустилась двухсоттонная туша военного судна. Не дожидаясь, когда смолкнут шумные «вигулы», в проклепанном борту открылась широкая дверь, и на улицу выглянул сухопарый мужчина в фуражке с крылатой кокардой. С сомнением посмотрев на лужи, он перевел взгляд на замерших на крыльце офицеров и жестом пригласил их подняться на борт. Спущенная веревочная лестница легко размоталась вниз, ударилась о залитую землю и подняла целый фонтан мутной воды. Вздохнув, временно назначенный командир роты и проштрафившийся Донг Шен пошли к кораблю...

* * *

В широкий квадратный иллюминатор барабанили тяжелые капли, разбиваясь о толстое стекло и тонкими нитями сбегая вниз. Особо сильные порывы ветра качали летящий корабль, и он неторопливо переваливался с боку на бок. Глухо звучащие из-за толстых переборок двигатели периодически взвывали, и тогда по корпусу судна пробегала крупная дрожь, отдаваясь неприятной вибрацией в ногах.

- Ненавижу летать, - пробормотал господин Рудворд, пытаясь разглядеть что-нибудь в серой мути за бортом. - А самое главное, никогда не уверен, сумеет ли капитан вернуть тебя на грешную землю целиком, а не кусками после падения.

- Не ворчи, - отозвался из угла широкой комнаты банкир, удобно устроившийся на диване рядом с камином. - У нас отличный шлюп с четырьмя двигателями. Лучший, из проданных за прошлый год Голдемом. Подготовленная команда и старый проверенный капитан. Без этого корабля мы бы не успели выполнить и десятую часть намеченного.

- И все равно, - заупрямился ростовщик, - я никак не могу дождаться, когда запустят первый экспресс до Тудеттау. Мне спокойнее в вагоне поезда, чем в железной коробке под облаками.

- Будет тебе экспресс. С осени пойдут первые «мастодонты». Сядь лучше, выпей бренди. Ничто лучше не успокаивает нервы, чем глоток хорошего бренди.

Толстяк подошел к столу и с сомнением посмотрел на почти пустую бутылку:

- Сколько можно? Я и так влил в себя больше половины.

- Не вижу причин, почему мы не можем открыть следующую. Встреча назначена на обед, успеем отдохнуть после полета, - пожал плечами Картер Блонк.

- Давай лучше обсудим, что мы можем предложить завтра фабрикантам. За три месяца мы успели снять сливки с заводов Ваннабэ. Вывезли лучшие станки, в пустых корпусах теперь роются опоздавшие. Еще пять-шесть месяцев на рудники, шахты и порты. Потом в наших людей начнут стрелять.

- Я думаю, меньше полугода. Уже в середине зимы начнутся волнения. Продуктов в Ваннабэ почти нет, работы тоже. Их заводы встанут, людей выбросят на улицу. Как бы не старались наши соседи собрать оставшееся оружие, спрятанных запасов хватит на пару войн. Мы должны закончить все дела в начале зимы, до первых крупных волнений.

Рудворд сел в кресло и протянул к огню руки:

- На пустое место немедленно придут другие. Лавочники в каждой газете кричат, что им тоже хочется урвать кусок победного пирога. Мы потеряем деньги.

- Полно тебе, Кристер. Мы уже заработали в пять раз больше, чем могли представить в самых смелых мечтах. А как только в следующем месяце сталелитейные заводы Бюлиха и Туддетау начнут поставки, золото потечет рекой.

- И все равно обидно. Огромная страна хранит в себе несметные богатства, и они достанутся другим.

- Другим придется платить кровью за то, что грабят местное население. Первые дни растерянности прошли, недовольных марионеточным правительством все больше. Как только закончится мука и дешевый уголь из арсенальных запасов, так галиданцы начнут нести потери. На штыках можно продержаться месяц или два. Потом надо или уничтожать восставших, или бежать без оглядки.

- Уничтожать... Кто сможет уничтожить целую страну? Миллионы жителей!

- Вот именно. Поэтому я предлагаю разыграть новые карты следующим образом. Нам надо аккуратно показать всем, что мы никак не заинтересованы в разграблении Ваннабэ. Мы не желаем иметь ничего общего с происходящим за морем. Нам вполне хватит дел в Литории: новые заводы, новые железные дороги, новые рабочие места для горожан.

- Нас вымажут в дегте и изваляют в перьях на первом же заседании парламента. А в королевскую приемную выстроится толпа с петициями, требуя покарать бесхарактерных мерзавцев, посмевших пожалеть кровожадных врагов.

- Пусть. Первые крики мы услышим в начале зимы. После этого пару-другую месяцев я готов почитать забавные заметки в газетах. К весне крики утихнут, и самые умные побегут к нам за советом. Потому что мы сохраним деньги, и наши люди сядут в заводских и портовых советах. Потому что именно к нам придут те, кто захочет налаживать нормальные отношения после войны.

Ростовщик аккуратно вылил в свой стакан остатки бренди и улыбнулся, глядя на друга:

- Неплохо. Но, зная тебя, я вижу пока лишь первую карту в стопке. Что под ней?

- То, что я сказал сейчас, это мелкие козыри. Давай поговорим о более крупных. Ты ворчишь, что лавочники требуют себе долю? Давай дадим им, что они просят. Мы сами категорически отказываемся от участия в сомнительных концессиях, но готовы помочь согражданам в освоении чужих богатств и строительстве новых заводов на месте разрушенных. Любое совместное общество может занять у тебя или в моем банке необходимые средства и вложиться в Ваннабэ.

- Под процент?

- Разумеется. Кто будет удачлив, сможет заставить сброд работать и начнет приносить прибыль. Кто пострадает во время волнений, вынужден будет вернуться домой с пустыми карманами и расплатится с нами своим имуществом.

- Неплохо. Всегда восхищался твоим умением зарабатывать в любой ситуации.

Банкир поднялся и достал из инкрустированного серебром бара следующую бутылку.

- Конечно. Умный человек должен уметь использовать идиотов. Тем более что они постоянно требуют этого в газетах, выступая в парламенте или горлопаня в дворцовом сквере во время публичных гуляний.

- Итак, мы разыграли мелочь и средние козыри. Что на закуску?

- А тузами в нашей игре будут вежливые и хорошо одетые дипломаты, которые заглянут к нам весной. Потому что именно тогда по моим расчетам в Ваннабэ на месте рухнувшего временного правительства должны появиться новые политические силы. Страна все равно оправится от нанесенного удара. Галиданский союз не способен оккупировать такое государство в течение долгого времени. Ну, год, максимум два. Потом экспедиционный корпус уйдет домой - участвовать в очередном внутреннем военном перевороте. И нашему парламенту придется выстраивать заново отношения с соседями.

- И пойдут именно к тем, кто проявил выдержку, мудрость и говорил о мире и взаимовыгодной торговле задолго до переменчивых политиков, - восхищенно отсалютовал бокалом Рудворд.

- Совершенно верно. Пойдут к нам. А если мы аккуратно поможем деньгами новым перспективным молодым господам с фанатичным жаром в глазах, то через год на опустевшие заводы мы вернемся уже не как воры и грабители, а как желанные компаньоны, помогающие восстановить разрушенную войной промышленность.

- Активно используем вывезенное оборудование сейчас. Даем деньги толпе баранов на авантюры в разоренной стране под залог имущества. И обзаводимся полезными связями с новыми правителями Ваннабэ, когда такие появятся. Купить политиков их же деньгами, как забавно.

Банкир плеснул из открытой бутылки в бокалы и поднял свой:

- Да, это в общих деталях. Тонкости обсудим по возвращении домой. Я пришлю тебе умного мальчика из «Йортширских Хроник». Он поможет написать необходимые речи и подскажет, как правильно отвечать на тот мусор, что появится в газетах. Нужно будет чуть-чуть потерпеть, но результат стоит того.

- Девочек надо будет отправить подальше. Элла спрашивала про недавно купленный дом в Рединии.

- Очень хороший вариант. Пусть проведут там зиму, весной все уже успокоится, и им можно будет вернуться.

Толстяк поднял бокал и улыбнулся:

- За удачу!

- За расчет, который подарит нам удачу! - поправил его банкир, и бокалы компаньонов издали тихий хрустальный звон.

* * *

28 сентября 1649, вторник

 

Утром дождь утих, оставив после себя только порывистый стылый ветер и низкие косматые облака, затянувшие небо.

Капитан галиданского корвета не упустил случая потренировать команду и приказал расчехлить трехдюймовые орудия в носовой и кормовой башнях. Зависнув над первой деревней, наводчики в упор расстреляли несколько домов, стараясь тратить не более одного снаряда на строение. Побежавших прочь крестьян смели свинцовыми плетьми «Штормы».

Высадив один взвод, корвет направился ко второй деревне. Там все повторилось еще раз: обстрел, яростный свист роторных пулеметов, и топот солдатских ботинок по спущенным металлическим мосткам.

Три оставшиеся деревни военное судно засыпало зажигательными бомбами, не опускаясь ниже ста ярдов. Установив на упоры тяжелые ружья, смеющиеся матросы выцеливали обезумевших жителей, мечущихся между пылающими домами. Уничтожив последних несчастных, корабль уплыл в сторону от гигантских костров, медленно вращая маршевыми винтами.

Спустившись рядом с первой обезлюдевшей деревней, капитан Бао Ли неодобрительно посмотрел на сваленные в грязь ящики и тюки. Подозвав младшего лейтенанта, он ткнул пальцем в испачканные мешки:

- Это все?

- Нищая деревня, погреба пусты. Мы подвесили за ребра несколько человек, но ничего больше не нашли.

- Ладно, поднимайте на борт. Половину мне и команде, половину вам.

- Треть, господин капитан. Мы еще должны будем отослать долю в бригаду.

- Мало. Ради такой мелочи я не буду даже открывать двери.

Донг Шен лишь пожал плечами:

- Как хотите. Мы оставим все здесь и вернемся позже с подводами. Может, сможем найти еще что-нибудь.

Капитан выругался, но не стал настаивать на своем. Пехотная крыса была права, они легко могли вернуться назад и вывезти награбленное на телегах.

- Хорошо, грузите. Но я лично проверю нашу долю!

Младший лейтенант быстро закивал и стал отдавать приказы солдатам. Пока те суетливыми муравьями волокли добычу на корабль, капитан приказал спустить с правого борта длинную веревку.

- Привяжете пару мужчин повыше ростом, мы оставим их на городской площади. Пусть местные знают, как мы наказываем за каждого убитого солдата...

 

После обеда дождь собрался с силами и снова начал поливать серые дома, сгрудившиеся кучей в рудничном поселке. На опустевшей площади холодные капли смывали грязь с двух тел, болтающихся на веревке под порывами ветра на покосившемся столбе. Командир роты торопливо объявил согнанным жителям о неотвратимости наказания, потом поспешил в казарму, следить за дележом захваченного имущества.

На следующее утро к телегам с солдатами не принесли больше ни одного ружья...

* * *

Трехэтажные грязные дома окружили маленькую площадь в рабочем квартале. Прокопченные стены блестели чернильными пятнами после дождя, не сумевшего отмыть ни стены, ни редкие стекла в крошечных окнах.

Любопытные мальчишки гроздьями висели на старых фонарных столбах, на которых уже больше полугода не зажигали газовые рожки. Площадь была заполнена мужчинами, которые вернулись с коротких заводских смен или после скитаний по городу между закрытыми биржами труда. На краю площади, взобравшись на широкую газетную тумбу, стоял мужчина в серой шинели. Стянув с бритой головы бурый берет, бывший пехотный офицер бросал в мрачную толпу резкие слова, помогая себе рубящими жестами рук:

- Меня обвиняют в предательстве! В предательстве моего народа, моего государства и моей семьи! Кто говорит мне это? Вы? Нет! Так говорят те, кто продался оккупантам за кусок хлеба! Кто аплодировал новому правительству, разворовавшему заводы и шахты! Так говорят враги, ударившие нам в спину! Не я и не вы предали родную страну! Вы честно исполняли свой долг, выковав и вручив нам оружие, а мы честно защищали родину под бомбами и снарядами!

Полы шинели развевались в такт движениям, и казалось, что мужчина марширует на месте, чеканя каждое слово.

- Но пока мы сражались, сборище трусов и лжецов открыло ворота крепости, впустив врага внутрь! Когда я с солдатами умирал от ран под Хассел-реном, кучка предателей объявила о проигранной войне и приказала сложить оружие! Они кричали, что армия не может воевать с народом, выбравшим мир. Они кричали, что война закончилась и надо склонить голову перед жадным и вероломным врагом. Но ответьте мне, разве это вы выбрали позор поражения и остановили станки? Разве это мои солдаты бросили знамена в грязь под ноги трусливому захватчику? Нет и еще раз нет! Мы не покрыли себя бесчестием и должны вновь взять в руки оружие!

- Тебе хорошо говорить! - выкрикнули из толпы. - А кто накормит мою семью, если меня убьют? Кто заработает им на одежду? Кто привезет уголь зимой? Небось, твоя жена сейчас в тепле, в деревне, пока ты тут народ баламутишь!

Толпа недовольно заворчала. Но офицер ничуть не смутился, лишь недобро усмехнулся и ткнул пальцем в крикуна:

- Поднимись сюда, раз такой смелый, давай, парень! Встань рядом и посмотри в глаза своим соседям! А потом спроси меня еще раз, где моя жена и дочь. Которые исполняли свой гражданский долг и помогали раненым в казармах моего полка. Где их и накрыло бомбежкой! Где мою любимую жену и маленькую дочь смешали в кровавый фарш вместе с моими искалеченными ребятами, отправленными с передовой!

Мужчина отер лицо мятым беретом, вдохнул холодный воздух и снова стал говорить, почти крича:

- Я знаю, что пришел слишком рано сюда, к вам! Я знаю, что вы пока глухи и слепы, как и миллионы жителей моей любимой родины! Но поверьте, никто кроме вас не позаботится о ваших семьях! Никто не накормит и не даст вам работу! Временному правительству плевать на вас! Оккупационные комитеты озабочены лишь грабежами и пекутся лишь о своей шкуре! Половина заводов уже стоит, другая не переживет зиму. Чем вы будете кормить своих детей завтра, когда портовые склады опустеют? В угольном арсенале лишь крысы играют в прятки среди пустых стен. В деревнях галиданские фуражиры выметают последнее зерно у крестьян. Я говорил о катастрофе еще в конце лета. Вы осознаете сказанное в начале зимы. К кому вы пойдете тогда? К фабрикантам, удравшим в Литорию? Или начнете штурмовать поезда на Эйдергаузен, в надежде укрыться в занесенных снегом сараях? Вы, лишь вы сами способны изменить свою судьбу!

Распалившись, офицер надрывался, лицо стало красным, жилы набухли на голой шее:

- Запомните, что говорю вам я, Зигель Мерц! Создав заводские комитеты мы сможем контролировать работу заводов! Никто не будет уволен, если комитет этого не разрешит! В случае гибели кормильца семья должна получать пенсию, чтобы дети выросли и смогли продолжить дело отца! Никто не должен мерзнуть в сырых домах! Уголь не на продажу, уголь необходим нам самим! Продажному чиновнику место не в теплой мэрии, его место на столбе в пеньковом галстуке! Желтые поносные крысы из Галиданского союза могут сколько угодно учить жизни своих недоносков, но у себя дома, а не на наших улицах!

Толпа молча слушала, стараясь не пропустить ни слова.

- Я не буду вас убеждать, рассказывая о счастливом будущем! Я не политик, я боевой офицер! Я не умею красиво говорить, я лишь выполняю полученный приказ: защищать родину! Я давал присягу своей стране и буду верен ей до последнего вздоха! Я заплатил страшную цену за предательство бежавших правителей, но я готов заплатить жизнью за счастье моего народа! Вы можете сомневаться и раздумывать, но я буду действовать! Я и мои товарищи, мы не сложили оружие! Запомните, что я сказал! И когда ваши голодные и замерзшие дети придут к вам, найдите меня! Новой возрожденной армии нужно будет оружие, чтобы сражаться и победить! И поверьте, мы, истинные воины, не предадим своих братьев по оружию! Мы пойдем до победы!

Натянув берет, Зигель Мерц запахнул полы шинели и закончил, глядя в напряженные глаза сотен людей:

- Нас называют «пехотными крысами», но в действительности мы будущее этой страны! Мы не верим чужакам с их сладкоречивыми обещаниями, мы верим себе и друзьям! Мы будем драться, пока последний из захватчиков не ляжет в мерзлую землю или не сбежит туда, откуда пришел! Мы возродим лежащую в руинах родину и вернем ей попранные честь и достоинство! Ваннабэ превыше всего! Победа или смерть!

 

Бурно обсуждая услышанное, с площади медленно расходились рабочие. Большая часть смеялась над безумным офицером, но кто-то яростно доказывал правоту его слов. Молодой мужчина в испрещенной заплатами куртке помог сыну спуститься со столба и спросил у дымящего трубкой соседа:

- Что скажешь? Война закончилась еще летом, а безумцы все никак не успокоятся. Завтра еще кто-нибудь заявится, предложит идти громить порт.

- Этот лысый не безумен. Он здоров. И как мне говорит жизненный опыт, скоро майор станет огромной головной болью для оккупационного совета. А то и для всех нас.

- Ладно, пошли домой, уже поздно. Завтра гудок прокричит как обычно, в шесть утра.

- Пошли, толпа схлынула. Но попомни мои слова, мы про этого Зигеля еще не раз услышим...